Оппенгеймер. Альтернатива

– Ха! Наши трубы с тем же успехом могут замерзнуть и там! – Он покачал головой. – Но, конечно, я могу вернуться к преподаванию. Я слышал, что Ферми намерен разрываться между Чикаго и новой принстонской группой, так что, конечно, тот, кто будет работать только в Чикаго, останется в определенном выигрыше.

– Ну что ж, – сказала Мици, – наверное, это и есть решение проблемы.

Теллер пожал плечами:

– Возможно. Но вообще-то мне необходима собственная лаборатория, которая будет заниматься только супербомбой. Одному богу известно, удастся ли Оппенгеймеру и его банде спасти мир от ярости Солнца, а я, по крайней мере, могу спасти эту страну от человеческой глупости. Никто не осмелится напасть на страну, имеющую супербомбу.

В кухне внезапно раздался грохот. Эдвард и Мици взлетели с дивана и кинулись туда. Их сын Пол, неполных трех лет от роду, сидел перед кучей деревянных кирпичиков. Его недоделанная постройка обрушилась. Эдвард хорошо понимал чувства ребенка. Но Пол был спокойным, добродушным мальчиком и уже принялся складывать кирпичики заново.

– Вот и еще одна причина для возвращения на восток, – сказала Мици. – Здесь почти не осталось товарищей для Пола, хотя…

– Ничего, у него есть я. – Эдвард присел на корточки. – Залезай, малыш!

Пол радостно вскарабкался на широкую отцовскую спину, и они поскакали вокруг гостиной.

Мици улыбнулась:

– Я думаю, что к концу лета у него будет еще больше общения.

Эдвард завершил второй круг по гостиной, отнес мальчика обратно в кухню, к его кубикам, и взъерошил его волосы, когда тот сполз на пол.

– О чем это ты?

– Я, это…

Эдвард вскинул брови:

– Что – это?

Она укоризненно покачала головой:

– Милый, разве можно гению быть таким недогадливым? – и продолжила, улыбаясь: – Я беременна. Так что нам, вероятно, все же нужно будет переехать в дом побольше на Бастьюб-роу.

Эдвард просиял, шагнул к жене и заключил ее в объятия.

* * *

– Но, ради всего святого, – сказал Роберт Оппенгеймер, – как, черт возьми, мы преподнесем эти новости миру?

Совещание в его временном кабинете в ИПИ шло уже третий час. Уважая Гровза, который терпеть не мог табачного дыма, Оппи распахнул окно и, подняв руку, сбил сосульки с небольшого кирпичного карниза; они падали и вонзались в снег, как ракеты на излете. И сейчас он стоял на холодном сквозняке и выдыхал наружу ореховые облака, которые по большей части просто вдувало обратно. И. А. Раби, не столь зависимый от никотина, сидел на своем месте и просто терпел.

Гровз все так же сидел во вращающемся кресле, а вот полковник Николс либо получил от своего командира команду «вольно», либо просто устал стоять без движения и в конце концов присел на край стола из красного дерева.

Генерал потер седеющие виски, как будто пытался усмирить головную боль.

– Преподнесем новость, говорите? Новости нет, и мы ни в коем случае не станем нарушать режим секретности.

Раби искренне возмутился:

– Вы, наверное, шутите! Да разве можно говорить о секретности, когда весь этот распроклятый мир вот-вот сгорит?

– Если это все же произойдет, то заблаговременное предупреждение никому не поможет, – ответил Гровз. – Но ведь смысл всей затеи в том, чтобы предупредить катастрофу, а бессмысленная паника будет только мешать нам.

– Согласен, – сказал Раби, – но публика все же имеет право знать.

– Права не по моей части, – ответил Гровз. – У нас принято доводить информацию «в части касающейся», то есть необходимой для дела, а Джон Кью Паблик[49] тут ничем помочь не может, следовательно, его ничего не касается. – Он поднял широкую ладонь. – Да, да, вы, ученые, целиком и полностью за открытость. Но задумайтесь вот о чем: захочет ли публика вообще знать об этом? В ее ли интересах будет осведомленность?

Гровз перевел взгляд на Оппи:

– Мне известно, что вы, Роберт, в 1929 году остались в неведении насчет краха Уолл-стрит, и считаю, что это было прекрасно. А вот я очень хорошо его помню. Была массовая истерика, люди бросались из окон, на улицах происходили волнения. Конечно, сейчас, когда все это осталось в прошлом, реакция кажется чрезмерной – но тогда? Отчаянную реакцию на газетные заголовки можно предсказать заранее. – Выражение его лица сделалось еще более суровым, чем обычно. – А ведь только что закончилась мировая война. Материальный ущерб не поддается исчислению. Чтобы восстановить все, что было разрушено в Европе, потребуются десятилетия.

– И в Японии, – добавил Оппи.

– Да, и в Японии, – согласился Гровз, у которого хватило выдержки, чтобы не выказывать раздражения после этой реплики. – Вы считаете, что, если мы скажем людям, что мир, скорее всего, обречен на гибель и ничего поделать нельзя, это спокойно примут к сведению? Нет, они будут с полным основанием задаваться вопросом, зачем мы об этом говорим.

– До того, как наступит конец, – сказал Оппи, – если он наступит, людям все равно будут нужны жилье, рабочие места и все, что требуется для обеспечения жизнедеятельности.