Оппенгеймер. Альтернатива

– Мы занимались организационными вопросами, – ответил вместо него Оппи, – а сейчас идем в Олден-Мэнор. Пора перекусить.

– Ну и марш отсюда! – приказал Эйнштейн. – Убирайтесь! Все! Здесь место для размышлений, а не для ругани.

* * *

В Олден-Мэноре имелись еще три спальни, и, поскольку обсуждение затянулось, генерал Гровз и полковник Николс остались ночевать. Когда военные ушли спать, Оппи и Китти ушли к себе и проговорили еще почти до двух часов ночи.

– Гровз совсем спятил? – спросила Китти, приподнявшись на локтях. – Он что, действительно ожидает, что ты снова будешь руководить засекреченной работой, чтоб ей пусто было?

Оппи уставился в темный прямоугольник потолка:

– Мы долго крутили и вертели, но – да. Именно так оно и будет. Лучше тайна, чем паника, которая непременно начнется, если мы преждевременно объявим о том, что спасти удастся лишь малую часть человечества.

– Иисус… – пробормотала Китти.

– Я знаю, что это нелегко, – продолжал Оппи, – для всех нас. Ну а для меня особенно.

– Почему?

– Нужно стараться помешать другим докопаться до солнечной нестабильности, а для этого придется тщательно следить за тем, чтобы основополагающие исследования, которые привели к ее открытию, не попадали в поле зрения научного мира.

– Их можно засекретить?

– Нет, нет, уже поздно. Они уже опубликованы… мною.

Китти вопросительно хмыкнула, и Роберт объяснил:

– В тридцать восьмом и тридцать девятом годах я опубликовал три статьи с Сербером, Волкоффом и Снайдером. Любой желающий может прочитать их в «Физикал ривью». И любой сколько-нибудь квалифицированный физик, внимательно ознакомившийся с этими материалами и понимающий, что в них говорится, а также имеющий доступ к солнечным спектрам, снятым в период, когда Ханс Бете считал, что в Солнце стабильно идет термоядерный синтез C-N-O, установит связь между тем и этим.

– Но эти статьи… Роберт, ведь это же ступенька прямо к Нобелевской премии.

Першение у него в горле вдруг сделалось гораздо сильнее, чем обычно.

– Я знаю, – сказал он мягким тоном.

Голос в темноте:

– Но, черт возьми, ты же заслужил ее.

– Да, – еще мягче ответил Оппи. – Да, но…

– Но что? Помилуй бог, ты же не можешь скрыть от мира эти открытия. Ты же сам сказал: они уже опубликованы.

– Увы. И поэтому мы должны… – Он тяжело вздохнул, выжав из груди весь воздух, выкинув вместе с ним и свою самую заветную мечту. – Мы постараемся дезавуировать их.

– А это что еще за чертовщина?

– По крайней мере, название сохранится: «предел Оппенгеймера – Волкоффа». Он определяет максимум массы нейтронного ядра. По нашим с Джорджем расчетам, он соответствует 0,7 массы Солнца, а это значит, что Солнце действительно может иметь нечто вроде скрытого нейтронного ядра, которое постулировал Лев Ландау. Но мы также вычислили в связи с этим и нижний предел для стабильного нейтронного ядра, и он составил 0,1 массы Солнца. Так что мы попросим нескольких уважаемых людей опубликовать в журналах статьи, где будет предполагаться большее значение сильного ядерного взаимодействия в сердце звезд, так что верхний предел, предел Оппенгеймера – Волкоффа, будет казаться выше – 1,4 или 1,5 или даже более того. Это, в свою очередь, выведет минимальную стабильную массу за пределы солнечного диапазона. Это гарантирует, что фанатичные аспиранты не смогут случайно докопаться до того, что произойдет в очень скором времени.

– А как же ты? Твоя Нобелевская премия? Медаль? Слава? Деньги, наконец?

Роберт закрыл глаза и процитировал из «Гиты»:

Побеждай врагов с оружием в руках…
Всецело овладей науками
И разнообразными искусствами…
Тебе все это посильно, но только лишь сила кармы
Способна предотвратить то, чему не суждено случиться,
И заставить сбыться то, чему суждено.

Китти повернулась на бок, отвернувшись от Роберта, и медленно вздохнула с таким звуком, будто что-то шептала. В ту ночь она больше не сказала ни слова.

Глава 30

Мы познали грех гордыни. Мы гордились тем, что полагали, будто знаем, что хорошо для человека. Это не является естественным занятием ученого.

Дж. Роберт Оппенгеймер

– Черт вас возьми, Оппенгеймер, я же сказал: нет!

Оппи был обескуражен. За все годы знакомства с Гровзом ему крайне редко доводилось слышать, чтобы генерал поминал нечистую силу, а такого, чтобы он назвал его просто по фамилии, без «доктора» или «профессора», и вовсе не бывало.

Он постарался говорить как можно более умиротворяющим тоном: