Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея

После возвращения Оппенгеймеры забрали маленького Питера и вселились в недавно купленный дом под номером один, расположенный на холмах района Игл-Хилл в окрестностях Беркли. В начале лета Роберт бегло осмотрел дом и, не торгуясь, согласился уплатить полную цену — 22 500 долларов плюс еще 5300 за два соседних участка. Одноэтажная вилла в испанском стиле с белеными стенами и красной черепичной крышей стояла на взгорке, с трех сторон окруженном заросшим лесом глубоким ущельем. Из окон открывался потрясающий вид на заходящее над мостом Золотые Ворота солнце. Большая гостиная имела полы из красного дерева, балочные потолки в три с половиной метра и выходящие на три стороны окна. На массивном камине из камня был высечен образ яростного льва. Вдоль всех стен гостиной тянулись высокие, до самого потолка, книжные полки. Застекленные двери вели в прелестный сад в обрамлении виргинских дубов. В доме имелись хорошо оборудованная кухня и отдельное жилье для гостей над гаражом. Он был продан с кое-какой мебелью, закончить оформление интерьера Китти помогла Барбара Шевалье. Все считали дом очаровательной, хорошо спланированной постройкой. Оппенгеймер прожил в нем почти десять лет. 

Глава двенадцатая. «Мы перетягивали “Новый курс” на сторону левых»

Мне поднадоела тема Испании, в мире происходило много других, более насущных кризисов.

Роберт Оппенгеймер

В воскресенье 29 января 1939 года Луис У. Альварес, подающий надежды молодой физик, близко сотрудничавший с Эрнестом Лоуренсом, сидел в парикмахерcкой и читал «Сан-Франциско кроникл». Ему на глаза вдруг попалось сообщение телеграфного агентства о том, что два немецких химика, Отто Ган и Фриц Штрассман, успешно продемонстрировали возможность расщепления ядра урана на две части и более. Деление ядра было достигнуто за счет бомбардировки урана, одного из наиболее тяжелых элементов, нейтронами. Пораженный открытием, Альварес «не дал парикмахеру закончить стрижку и бегом побежал в радиационную лабораторию, чтобы передать новость». Услышав ее, Оппенгеймер односложно ответил: «Этого не может быть». Он тут же подошел к доске и принялся математическим путем доказывать, что деление не могло иметь место. Не иначе кто-то допустил ошибку.

На другой день Альварес успешно повторил опыт в своей лаборатории. «Я пригласил Роберта, чтобы показать ему на осциллографе очень маленькие естественные импульсы альфа-частиц и высокие — в двадцать пять раз выше — заостренные импульсы деления ядра. Ему хватило пятнадцати минут не только на то, чтобы признать истинность результата, но и сообразить, что по ходу оторвутся дополнительные нейтроны, которые расщепят новые атомы урана, генерируя энергию или позволяя сделать бомбу. Просто удивительно, как быстро работал его ум…»

В письме коллеге по Калтеху Вилли Фаулеру Оппи через несколько дней писал: «История У просто невероятна. Мы сначала прочитали ее в газетах, затребовали по телеграфу добавку и получили с тех пор кучу отчетов. <…> По многим пунктам пока нет ясности: где, спрашивается, короткоживущие бета-частицы высокой энергии? <…> Каким образом расщепляется У? Как попало, что можно предположить, или в определенном порядке? <…> Очень увлекательно — не в абстрактном смысле, как в случае с позитронами и мезонами, а в добром, истинном, практическом смысле». Было сделано значительное открытие, и Роберт не мог сдержать возбуждения. В то же время он сразу увидел его смертельные последствия. «Я полагаю вполне вероятным, что кубик из дейтерида урана с гранью десять см (чем-то надо будет замедлить нейтроны без их захвата) способен адски рвануть», — писал он старому другу Джорджу Уленбеку.

По случайности дорогу в кабинет № 219 корпуса «Леконт-холл» вовремя нашел и вовремя постучал в дверь двадцатиоднолетний аспирант Джозеф Вайнберг. Норовистого, строптивого юношу в середине семестра выгнал профессор физики Висконсинского университета Грегори Брейт. Он сказал студенту, что Беркли одно из немногих мест в мире, куда «принимают сумасшедших вроде вас». Брейт заявил, что юноша должен учиться у Оппенгеймера, пропустив мимо ушей жалобы Вайнберга на то, что он понимает все, кроме статей Оппенгеймера в «Физикал ревью».

«За дверью стоял неимоверный гвалт, — вспоминал Вайнберг. — Я постучал громче, и через секунду наружу выскочил кто-то в облаке дыма и шума, тут же прикрыв за собой дверь».

— Какого черта вам надо? — спросил человек.

— Я ищу профессора Дж. Роберта Оппенгеймера, — ответил Вайнберг.

— Ну, считайте, что вы его нашли, — ответил Оппенгеймер.

Из-за двери раздавались возбужденные крики спорящих мужчин.

— Что вы здесь делаете? — поинтересовался Оппенгеймер.

Вайнберг объяснил, что только что приехал из Висконсина.

— И чем там раньше занимались?

— Работал с профессором Грегори Брейтом.

— Врете. Соврали первый раз.

— Что, сэр?

— Вы здесь, потому что не сработались с Брейтом, работали самовольно без Брейта.