Я с трепетом оглядела танцпол: там танцевал только пьяный парень, который шаркал ногами и покачивал бедрами без малейшего попадания в ритм. Это меня убьет – но такова цена одержимости. Я собиралась сделать это. Я сделала большой глоток, приканчивая остатки водки в своем коктейле, и вспомнила о поцелуе в бассейне. Мысль об этом временно придала мне смелости. Я хотела, чтобы Калеб снова поцеловал меня так – возможно, чтобы он целовал меня так каждый день моей жизни.
Я вступила на танцпол, когда из динамиков полилась моя песня. У меня ушло всего десять секунд на то, чтобы привлечь всеобщее внимание. Люди одновременно прекратили все свои занятия, чтобы посмотреть на меня. Я была хороша. Я была очень, очень хороша в этом: вращая бедрами, мысленно я благодарила маму за восемь лет занятий в танцевальной студии, доставшихся нам бесплатно.
Лицо Кэмми возникло где-то в углу – она тоже хотела посмотреть, что происходит. Ее рот сложился буквой «О», и она одобрительно мне подмигнула.
Другие люди начали присоединяться ко мне на танцполе, но сохраняли почтительную дистанцию, покачиваясь вокруг меня, как моя персональная подтанцовка.
– Похоже, кто-то тут решил отжечь по полной, – сказал диджей в микрофон.
Когда еще больше людей стали толпиться вокруг, чтобы посмотреть на меня, я увидела Калеба и его приятелей по бильярду, выходящих из задней комнаты. «Правильно, – подумала я. – Иди взгляни, что за шум». Я позволила своим волосам соблазнительно упасть на лицо и двинула бедрами в его направлении.
Я наблюдала за его лицом, когда он заметил меня. В животе у меня танцевали бабочки. Бинго! Зрительный контакт. Но он лишь слегка прищурился – больше никаких эмоций его лицо не выражало. Проклятие! Я совершила свое фирменное движение из танца живота – и с удовлетворением заметила, что он поднял бровь. Когда Рианна спела
Когда песня закончилась, мы танцевали под следующую, и еще под одну, и так далее. Мои волосы были влажными от пота и липли к шее, когда Калеб наконец потянул меня за руку прочь с танцпола. Я держалась за него, пока он скользил в океане тел. Мы вышли на крыльцо. Опершись на перила, мы наслаждались дуновениями прохладного ночного воздуха на липкой коже.
– Ты полна сюрпризов, – такими были его первые за несколько месяцев слова.
Я смаковала звук его голоса, прежде чем ответить.
– Почему? Потому что умею танцевать? – Приподняв волосы с шеи, я посмотрела ему в глаза.
Калеб покачал головой и изобразил губами нечто такое, отчего я чуть не потеряла сознание.
– Нет. Потому что ты пришла на вечеринку… в этом платье. – Он улыбнулся, оглядев мое декольте. – И не потому, что умеешь танцевать, а потому, что
– Ты думаешь, я слишком зажатая. – Я вздохнула, наблюдая, как какая-то девчонка блюет в кусты азалии в сотне метров от нас.
– Все думают, что ты зажатая.
Я знала, что он не пытался меня обидеть. Это был просто факт, как то, что зеленые яблоки – кислые.
– Ты как высокие сапоги на пятнадцатисантиметровых каблуках… сплошной вызов и сексуальность, но людям становится некомфортно от одного взгляда на тебя.
Что ж, меня официально повысили с ламы до обуви.
– А после сегодняшнего? – спросила я, ковыряя краску на парапете.
– Думаю, ты сломала каблук и теперь носишь шлепки, как все остальные, – в его голосе слышался смех.
– Может, завтра я снова надену свои сапоги, – сказала я. – И почему мы говорим метафорами?
Калеб рассмеялся – а потом внезапно посерьезнел.
– Мне нравятся твои сапоги. Они сексуальны.
Его голос был хрипловатым и соблазнительным. Я знала, что с помощью одного только этого голоса он мог заманивать девушек – возможно, даже меня – в постель.
– У меня для тебя кое-что есть, – сказала я, внезапно выходя из транса, в который он меня вогнал.
Он наклонил голову. Этот маленький жест так меня взбудоражил, что на пару мгновений я совершенно забыла, что хотела сделать. Схватив его за руку, я вложила подарок в его ладонь. Он улыбнулся мне почти вопросительно и посмотрел вниз. В его руке лежал пенни. Я нашла его в кармане толстовки на следующее утро после нашего поцелуя.