Оппортунистка

Я делаю себе чашку чая и сажусь на диван. Я потеряла его только из-за того, насколько я прогнившая изнутри. Я лгала ему так много, что в один момент он, не выдержав веса всей этой лжи, просто посмотрел мне в глаза и попрощался навсегда. Я помню, как стояла в оцепенении, глядя, как он уходит, а потом и весь оставшийся день, пока не поняла, что он не вернется. Никогда. Плотина, сдерживавшая мои чувства, обрушилась. Первые полгода после расставания боль была невыносимой: каждый день она была со мной, как больное горло. Затем немного утихла, но я продолжала остро ощущать его отсутствие.

Калеб ушел, Калеб ушел, Калеб ушел…

Даже сейчас, когда он вернулся в мою жизнь, я не могу быть с ним полноценно. Мое время ограничено, и скоро яростная боль вернется. Это вопрос времени, когда он узнает о нашем прошлом и о моей цепочке лжи.

Я решаю наслаждаться моментом, пока он длится. Если мое время ограничено, то лучше быть с ним столько, сколько получится. Я беру телефон и звоню в его квартиру. Он не отвечает, так что я надиктовываю сообщение на автоответчик, чтобы он позвонил мне. Так он и делает десять минут спустя.

– Оливия? Все в порядке?

– Да, все хорошо. – Я отмахиваюсь от его беспокойства, как будто он может меня видеть. – Я приду к тебе, – говорю я быстро. – Не хочу сейчас быть одна, а ты все равно обещал мне ужин.

Я жду, затаив дыхание.

Он медлит. Я сжимаю губы и зажмуриваюсь. Может, у него уже есть планы на вечер – с Леа.

– Отлично, – говорит он наконец. – Ты любишь стейк?

– Я обожаю мясо. – Я вздрагиваю от его смеха. – Как мне добраться?

Я вычерчиваю на бумаге серию шоссе и улиц, о которых он рассказывает, и отбрасываю ручку. Я знаю здание, которое он описывает. Это жилой комплекс, неизменно цепляющий взгляд по дороге к набережной, где выстроились ряды кафешек и бутиков. Там по меньшей мере тридцать этажей: здание сверкает на солнце, как волшебная страна Оз.

Припарковавшись у нужного дома, я вручаю ключи от своего «Жука» портье и вступаю в прохладный холл.

Меня приветствует швейцар. Он медленно оглядывает меня с ног до головы. Я уже видела этот взгляд миллион раз – у друзей Калеба. Я никогда не была для них по-настоящему «своей». Они приучены были высматривать «Лабутены» и «Гуччи», так что, когда появлялась я в своей дешевой одежде, они скользили по мне взглядом так, словно я с первой секунды им наскучивала. Большинство их разговоров начиналось со слов: «На отдыхе в Италии в прошлом году…» или «Новая яхта папочки…»

Я молча их слушала, поскольку никогда не покидала Флориду – и уж особенно на игрушечной шхуне моего мертвого отца. Дорогой папочка был из тех, кто бросает пустые пивные бутылки на удачу других мужчин.

Когда я пожаловалась на это Калебу, он научил меня искусству снобизма.

– Смотри на них так, как будто знаешь все их секреты – и находишь их чрезвычайно скучными.

В первый раз, когда я посмотрела сверху вниз на очередную наследницу богатых родителей, она спросила меня, где я купила мои туфли.

– «Пэйлесс», – ответила я. – Забавно, правда? Наши туфли одинаковые, но за свои ты заплатила столько, что на эти деньги можно прокормить небольшую страну около месяца.

Калеб подавился креветочным коктейлем, а наследница никогда больше со мной не разговаривала. Я почувствовала в себе извращенную силу. Не нужно быть богатым и влиятельным, чтобы кого-то запугать, – нужно только осуждать всех свысока.

Я не смотрю на швейцара напрямую, но быстро моргаю в его направлении, как будто он меня раздражает. Он улыбается.

– Вы пришли с визитом, мисс?

«Вы пришли с визи-и-итом, ми-и-исс?»

– Да. К Калебу Дрейку, – говорю я. – Можете сообщить ему, что Оливия здесь?

Тут я слышу звук открывающегося лифта. Рики Рикардо передо мной кивает кому-то за моим плечом.

– Оливия, – говорит Калеб, кладя ладонь мне на спину.

Я вздрагиваю от его прикосновения. Он улыбается швейцару.

– Он жульничает в покер. Выудил у меня сотню долларов на прошлой неделе.

Засранец, о котором идет речь, в ответ только лучится довольством. Почему внимание от Калеба превращает людей в ходячие лампочки?

– Сэр, это самые честные сто долларов, которые я заработал за всю жизнь.

Ухмыльнувшись, Калеб ведет меня к лифту.

– Ты часто проводишь время с персоналом? – спрашиваю я, когда двери лифта закрываются.

– Я играю с ними в покер по вторникам, – отвечает он, искоса глядя на меня. – Что? Они мне нравятся. Никакого притворства. Кроме того, я не помню никого из прочих своих друзей.

Он пропускает меня к выходу из лифта первой, сам идет следом. У меня возникает ощущение, что он пялится на мою задницу.

– Здесь так красиво.

Он кривится.

– Но не очень уютно, да? Этакая холостяцкая берлога для «настоящего мачо».

– Ну, ты и мачо, и холостяк, так что тебе подходит.

– Уверен, я мог бы купить целый дом за эту цену.

– И минивэн, – ухмыляюсь я.

Он морщится.

– Вот в этом не уверен.

У квартиры с номером 749 он останавливается.

– Моя дверь. Не пугайся пятиметровых потолков и огромной плазмы – они впечатляют, но бояться их не стоит.

Я иду за ним в гостиную.