Оппортунистка

– Ты выйдешь за меня, Оливия? Ты единственная женщина, которую я могу любить. Единственная, кого я хочу любить.

Он не опускается на одно колено, да ему и не нужно – я и так уже в полушаге от нервного срыва.

Я знаю, что должна что-то ответить. Я безуспешно пытаюсь ухватиться за свое остроумие, но в голове у меня пусто, а во рту – сухо.

Вино говорит за меня. Я целую его – потому что он так близко и потому что ни один другой ответ не подошел бы. Это просто прикосновение губ, теплое и торопливое. Он замирает и смотрит на меня, удивленно подняв брови.

– Я бы подарил тебе бриллиант еще неделю назад, если бы знал, что ты так отреагируешь.

Я пожимаю плечами.

Он поднимает мою руку и разглядывает кольцо Леа на моем пальце.

– Выглядит…

– …глупо, – заканчиваю я за него. – Вот, возьми обратно.

Я дергаю за кольцо, но оно упирается мне в сустав. Я пытаюсь снова. Оно… застряло.

– Черт! – Я издаю стон. – Мне так жаль, Калеб. Это была глупая идея.

– Не извиняйся. У тебя, наверное, просто пальцы опухли. Давай подождем и попробуем позже.

А потом он уходит на кухню, чтобы проверить, готов ли ужин, а я остаюсь на диване с бутылкой вина и кольцом Клубничного Кексика на пальце.

– Я не понимаю. Как может так сильно измениться восприятие? – спрашиваю я, пока мы едим за его обеденным столом на кухне.

От вина у меня кружится голова, а язык опасно развязывается.

– Тебе не нравится кольцо, которое ты купил до амнезии, тебе не нравится твоя девушка… и твоя квартира. Как может один человек резко стать кем-то другим?

– Никто не говорил, что мне не нравится моя девушка. Просто раньше у меня были другие вкусы.

– Значит, это амнезия сделала тебя другим человеком?

– Может быть. Или амнезия просто открыла глаза, доказав, что я не тот человек, которым притворялся раньше.

Он прав. За годы отсутствия в моей жизни он превратился в профессионального холостяка, вплоть до клишированных шелковых простыней. Это не мой Калеб – не тот Калеб, который поставил фиолетовое пятно на потолке моей спальни.

– Ты любишь Леа?

Я говорю это прежде, чем успеваю подумать. Во рту оседает горечь.

– Она очень милая, добрая и утонченная. Она всегда говорит правильные слова в правильное время. Но я почему-то не могу вызвать в себе чувства, которые должен к ней испытывать.

– Может, этих чувств не было изначально?

– А тебе не кажется, что ты переходишь черту? – Он откладывает столовые приборы и кладет локти на стол.

– Эй, мы же просто два незнакомца, которые пытаются узнать друг друга. Никаких «черт» пока нет.

Я откидываюсь спиной на спинку стула и скрещиваю руки на груди. Настроение скисло, как старое молоко, и мне хочется поругаться.

– Перемирие, – предлагает он, поднимая руки ладонями вверх.

Я не успеваю согласиться – он хватает наши тарелки и уходит на кухню. Я помогаю ему загрузить посуду и приборы в посудомоечную машину, а потом Калеб достает лед из морозилки и прижимает к моему пальцу.

Я смотрю, как он двигается. От его следующего шага я чуть не падаю в обморок. Он пытается объяснить мне правила футбола – я притворяюсь, что мне это интересно, – а затем берет мою руку и мягко обхватывает палец губами. Кольцо на этот раз соскальзывает без проблем. Вынув его изо рта, он помещает кольцо обратно в коробку без единого слова. Потом относит в спальню, пока я пытаюсь разжать свой кулак.

– Мне пора, – говорю я, вставая.

– Не уходи, – говорит он.

У меня звонит телефон. Приходится разорвать зрительный контакт, чтобы покопаться в сумочке. Мне очень редко звонят: телефон у меня только для форс-мажора и для Кэмми. Я ожидаю увидеть ее номер на экране, но там высвечивается номер Роузбад.

– Кто-то вломил твоей квартире! – кричит она, когда я поднимаю трубку.

– Успокойся, Роуз, я не понимаю – что?

– Кто-то вломил твой дом! – кричит она, как будто я попросила ее говорить громче, а не выражаться яснее.

Я качаю головой, все еще немного пьяная. Потом до меня вдруг доходит. Кто-то вломился в мою квартиру.

– Я сейчас приеду. – Я вешаю трубку и смотрю на Калеба. – Кто-то проник в мою квартиру.

Я повторяю слова Роузбад. Калеб хватает ключи от машины.

– Я тебя довезу, – говорит он, направляясь со мной к двери.

Он едет быстрее, чем я бы на его месте, и за это ему я благодарна. Я думаю о Пиклз: я забыла спросить о ней у Роузбад… мысленно молюсь, чтобы она была в порядке. Калеб провожает меня до двери, возле которой ждут двое полицейских.

– Вы Оливия Каспен? – спрашивает старший из них.

У него мертвые рыбьи глаза и следы оспы на лице.

– Да. Что с моей собакой? – Я пытаюсь заглянуть им за плечо, но они мешают мне пройти.

– Можно увидеть ваши документы?

Я достаю из сумочки водительское удостоверение и показываю ему. Удовлетворенный этим, полицейский отходит в сторону.

– Ваша собака у соседки, – говорит он уже немного мягче.

Я выдыхаю с облегчением. Убедившись, что Калеб идет за мной, я переступаю через порог. Не знаю, что я ожидаю увидеть, но точно не это. Все, что мог бы захотеть украсть вор, все еще на месте: телевизор, DVD-плейер, стереосистема.