Оппортунистка

Вдоль стен стоят книжные стеллажи из орехового дерева – полки заполнены романами, учебниками и немногочисленными сувенирами. Я иду к столу и сажусь в его огромное кресло. Кручусь на нем. Это его любимая комната во всем доме: все, что он любит и ненавидит, находится именно здесь. Подписанные бейсбольные мячи под стеклом – я легко могу представить, как он берет мяч в руку и подбрасывает несколько раз в воздух, а потом бережно возвращает обратно. Рядом с монитором компьютера лежат неаккуратной стопкой музыкальные диски самых разных жанров и исполнителей.

С некоторым удовольствием я замечаю тот самый диск из музыкального магазина, который я для него выбрала. Еще на столе стоит статуэтка Троянского коня, которую подарил ему отец, когда пропустил его двадцать первый день рождения. Она сделана из чистой бронзы – не стоит и упоминать, что она ужасно тяжелая. Калеб ненавидел эту статуэтку, но всегда хранил ее на виду, потому что, по его словам, она напоминала ему всегда выполнять свои обещания. Я поднимаю ее и переворачиваю вверх дном. Там небольшой тайник, о котором никто не знает. Калеб как-то сказал мне, что хранит там воспоминания – те, которые он не хотел показывать больше никому. Закусив губу, я открываю крышку. Одним преступлением больше, одним меньше, верно? Я и так уже перешла все границы.

Мои пальцы натыкаются на что-то тонкое и бумажное. Я осторожно вытаскиваю это и разворачиваю: это рисунок, сделанный углем. Под рисунком подпись художника: К. Прайс Кэрол большими буквами курсивом. Это портрет женщины. Она усмехается, демонстрируя ямочку на щеке. Я пялюсь на это лицо: узнаю его, но не могу вспомнить точно. Не потому, что портрет плохой, а потому что прошло уже много лет с тех пор, как я видела его в последний раз.

– Джессика Александер, – говорю я вслух, изучая ее большие глаза. – Еще один человек, чьим доверием я воспользовалась.

Свернув портрет обратно, я откладываю его в сторону. Интересно, как часто Калеб до сих пор думает о ней. О том, какой была бы их совместная жизнь. А думает ли он обо мне? Я тянусь к бронзовому коню снова – и на этот раз достаю что-то круглое и металлическое. Кольцо, которое Калеб носил на большом пальце, – то самое, со звездой и бриллиантом, которое я подарила ему на день рождения. Вздохнув, я подношу кольцо к губам. Он прячет его? Но, по крайней мере, он хранит его, верно? Может, иногда, ночами, наедине с собой, он включает мой диск и достает это кольцо, думая обо мне. Хотелось бы на это надеяться. Затем я вытаскиваю миниатюрные песочные часы с серебряными песчинками в них, а после – крошечный буклет, в котором на черных, красных, белых, золотых и зеленых страничках нет ни слова. Я не знаю, о чем эти сувениры ему напоминают: вероятно, это было уже после меня. Я ставлю статуэтку обратно на стол. Краем уха ловлю какой-то звон.

Где я слышала этот звук раньше? Я оглядываю стол и пол, ища источник звона. Где… где же? А, вот! Я поднимаю предмет, и из горла у меня вырывается жалкое блеяние. Не знаю, правда ли я удивлена, или я всегда знала, что он найдет его, но во рту у меня становится сухо, пока я переворачиваю предмет в ладони. Пенни – наше пенни. Он заходил в квартиру после моего отъезда? И увидел пенни, лежащее рядом с испорченным кофейным столиком?

Мои глаза наполняются слезами, когда я представляю его растерянность. Откуда он знал, что нужно взять именно ту вещь, с которой начался наш роман? Леа, наверное, сказала ему, осознаю я горько. Несмотря на свое обещание, она наверняка рассказала ему правду, испытывая извращенное удовольствие. Чтобы держать его от меня подальше – потому что она знала: он будет меня искать.

Я сижу, поглощенная тоской. Меня тошнит. Я слышу, как кто-то зовет меня по имени. Оно разносится эхом по огромному дому, как будто кто-то поет в микрофон.

– Оливия! – Кэмми врывается в кабинет, выдергивая меня из мыслей.

Она размахивает чем-то – ее светлые волосы подпрыгивают от волнения.

– Оливия, – повторяет она, распахнув глаза. – Ты должна это увидеть.

Она показывает мне конверт и бросает его на стол.

– Где ты это нашла?

Я не хочу это трогать.

– Заткнись и открой. – Она скрещивает руки на груди. Я не могу не заметить, какой встревоженной она выглядит.

Взяв конверт, я осторожно открываю его, позволяя содержимому высыпаться на стол Калеба. Письма, фотографии… Я рассматриваю их с минуту. Шок накатывает на меня волнами.

– О боже! Кэмми?

Я смотрю на нее, встряхнув головой, совершенно сбитая с толку.

– Я же говорила, – отвечает она. – Прочти их.

На столе лежат фотографии – мои… и Тернера. Фото с помолвки – то, которое мы сняли в студии после его предложения. Фото из зоопарка, куда мы ходили в первый год наших отношений.

– Не понимаю. – Я в растерянности.

Моя дорогая детектив Кэмми показывает на стопку писем.

– Это меня расстроит? – спрашиваю я, закусив губу.

– Очень.

Я беру первое письмо. Оно написано от руки, на простой белой бумаге.