Оппортунистка

– У меня свой бизнес. А вы?

– Я адвокат, – говорю я. Опустив взгляд, я вижу, что у меня дрожат руки. – Мне нужно воспользоваться уборной, вы меня извините?

Кивнув, он выходит в проход, чтобы я могла пройти мимо него. Я чуть не сшибаю с ног маленькую девочку и стюарда, пока, шатаясь, иду к туалету.

В уборной я падаю перед унитазом на колени, и меня тошнит.

Черт, черт, черт.

Вся моя жизнь круто изменилась за последние несколько часов, и я только сейчас это осознаю. Тернер. Бедный Тернер! Нет, неправда, не бедный – он встречался со мной ради билетов на Суперкубок! Но он любил меня, разве нет? А я его? Нет. Я правильно сделала, что порвала с ним. Это был единственный выход. Я полощу рот в раковине и прислоняюсь к стене. Это безумие: внезапно полететь в Италию, чтобы преследовать бывшего парня. Что бы сказала моя мать? Подавив всхлип, я закусываю губу. Я буду в Риме совсем одна. Я даже не говорю по-итальянски, ради бога. Все плохо. Все очень, очень плохо.

Я возвращаюсь на свое место, и Ной галантно пропускает меня, не сказав ни слова о моем опухшем лице. Сделав несколько больших глотков содовой, я поправляю пальцами смазавшийся макияж и поворачиваюсь к мужчине, хмурясь.

– Я лечу в Рим не по делам, – признаюсь я.

Он не выглядит удивленным. Да и с чего он должен удивляться? Он еще не знает, что я патологическая лгунья.

– О, – говорит он, поднимая бровь. – Ладно.

Я делаю глубокий вдох. Говорить правду, оказывается, довольно приятно.

– Я лечу туда, чтобы найти Калеба Дрейка, а когда найду, то честно ему во всем признаюсь. Мне очень страшно.

Он смотрит на меня с интересом. Из обычной симпатичной девушки я превратилась в женщину-интригу.

– И в чем именно вы собираетесь ему признаваться?

– В разных вещах, в том числе и не самых приятных. Понадобится много извинений, – вздыхаю я.

– Я бы хотел об этом послушать.

Я ерзаю под его взглядом. Сине-зеленые глаза смотрят мне в самую душу.

– Это долгая история.

– Что ж, – говорит он, поднимая руки и оглядываясь вокруг, – а это долгий полет.

– Ладно. Я расскажу при одном условии.

Я подтягиваю колени к груди. Ной смотрит сначала на мои колени, затем на мое лицо, будто не может понять, почему взрослая женщина сидит, как ребенок.

– Ты должен рассказать о своем худшем поступке.

– Мой худший поступок? – Он смотрит вдаль, погружаясь в воспоминания, и морщится. – Когда я был в девятом классе, со мной училась девочка, которую мы звали Толстушка Фелисити. В качестве розыгрыша я проник на задний двор ее дома и украл с бельевой веревки ее трусы, чтобы потом повесить их на входе в школу с надписью: «Толстушка Фелисити носит трусы-парашюты». Когда она увидела это, то расплакалась и споткнулась о свою школьную сумку. Ей пришлось идти к медсестре – все закончилось пятью швами на подбородке. Я чувствовал себя ужасно. И все еще чувствую, если честно.

– Это было гадко, – говорю я, кивая.

– Да, зато сейчас она стала настоящей куколкой. Я видел ее на встрече выпускников и пригласил на свидание. Она рассмеялась, сказала, что я уже видел ее трусы и больше мне этого не светит.

Я смеюсь – так искренне, что сотрясаюсь всем телом. Ной ко мне присоединяется. Я все еще улыбаюсь, когда вдруг понимаю, что связалась с еще одним бойскаутом.

– Итак, Фелисити. Это и есть худшее, что ты когда-либо делал?

– Еще я как-то украл магнит из магазина «Все за доллар».

– Ох, – говорю я. – Не уверена, что ты готов к моей истории.

– А ты проверь.

Я смотрю на его лицо, вспоминая о том, как Калеб однажды сказал мне – можно судить о чьей-то личности по внешности. Если это правда, то я могу доверять Ною: у него самые добрые глаза, которые я когда-либо видела.

– Я влюбилась под деревом во время дождя, – начинаю я.

ДВЕНАДЦАТЬ ЧАСОВ СПУСТЯ

В Риме идет дождь. Я стою у отеля «Де ля Виль Рома», прячась под смешным желтым пончо, который едва защищает меня от ливня. Не знаю, почему я здесь, – я ничего не смогу добиться, пока выгляжу, как мокрая крыса. Но я чувствую потребность увидеть это окно, посмотреть его глазами на этот вид, которым он наслаждался все утро. Их отель – небольшой, но роскошный, и он величественно стоит на вершине Испанской лестницы. С их балкона наверняка видно весь город. Как романтично. Вздохнув, я продолжаю смотреть. За окном обозначается некое движение – а затем на балконе появляется знакомая рыжеволосая фигура, которая стоит под навесом с зажженной сигаретой в руке. Разве она не знает, что никотин плохо влияет на беременность?

– Продолжай курить, – говорю я, прищурившись.

Секунду спустя дверь открывается, и к Леа присоединяется Калеб – красивый, как римский бог. Он без рубашки, волосы влажные после душа. Я притворяюсь, что мое сердце не подпрыгнуло от одного его вида, и поправляю пальцем макияж под глазами, смазавшийся от дождя.

Не трогай его, не… Она соблазнительно проводит рукой по его груди. Калеб ловит ее пальцы на поясе своих штанов и смеется.