Оправа для бездны

Заскучал Марик, но Смакл быстро разглядел, что неймется безусому баль, — сначала рявкнул пару раз, чтобы тот ладью не раскачивал, от борта к борту мечась, а потом схитрил, хотя уж никак хитрость к простодушной, хоть и внушительной, рептской физиономии не подходила. Сказал, что ни один баль больше полудня на веслах не выдержит. Один из рептов тут же побрел на нос палить в крохотной жаровне уголь для скорого перекуса, а на свободное место плюхнулся разгневанный Марик. И вправду, не сразу он ритм поймал, не сразу понял, как одним вдохом и одним выдохом с прочими гребцами дышать, но уж как поймал — даже Смакл крякнул ввечеру, глядя на вздувающиеся крепкими мускулами плечи юнца.

— Прямо скажу, удивил ты меня, парень. Только одно в голову приходит: что с отрочества тебя заставляли валить лес или руду в Сеторских горах колупать, но кормили при этом, как тана какого-нибудь!

— Тана не тана, а от обычной доли рептского гребца я бы не отказался, — довольно отвечал Марик, чувствуя, как приятная тяжесть разливается по натруженному телу.

Так и пошли, побежали, понеслись над водой первые летние дни. Звенели птичьим гамом берега Ласки, трепетал парус, когда ветер был попутным, вздымались весла, вглядывался в повороты русла Смакл, теребя отполированную до блеска рукоять рулевого весла, сутулился на краю скамьи несчастный Насьта в платье Оры, молчала, опустив тонкую руку в воду, Кессаа. О чем она думала, к чему прислушивалась? Никак не мог угадать этого Марик, взрезая зеленую воду деревянным веслом. Раз или два в день Смакл приказывал приставать к берегу для короткого отдыха, стараясь использовать для стоянки крохотные островки, однако ночью ладья неизменно оставалась на течении, цепляясь якорем за какую-нибудь отмель.

— Береженый — не обожженный, — приговаривал Смакл и радовался полнеющей Селенге, которая раскатывала серые отсветы над темной гладью реки. — Тут ведь уже не реминьские места, да и не бальские еще. Леса дикие — кто их знает, кто после напасти, что на Оветту накинулась, смог через нижние топи в сеторские леса перебраться? Нет, тот, кто спит вполглаза, — спит и просыпается, а кто в оба глаза уснуть норовит, так и вовсе не обязательно проснется!

Так или иначе, но за неделю речной дороги ничто не насторожило крепкого репта, да и Кессаа, как показалось Марику, в полусне-полуяви эту часть пути провела. Только когда бурыми скалами ощетинились берега Ласки да сама река сдвинулась в тугой бурлящий жгут, очнулась сайдка, прищурилась, словно высматривала на берегу кого.

— Навались! — заорал Смакл, и гребцы, уже без Марика, которого кормчий отправил отдыхать перед опасным местом, начали загребать к реминьскому берегу и, как показалось баль, едва успели вырваться из плотного потока, который будто срывался с привязи и с ревом устремлялся в месиво острых камней и кипящей воды. — Вот! — крякнул Смакл, когда ладья ткнулась носом в заводь, тихой которую нельзя было назвать лишь по причине близких порогов. — Сладили! Только разве это работа? Вот когда вверх выгребаешь — тогда да, хоть и посудинка без груза идет! Что ж, половина пути, значит, за нами.

— Подожди! — первой спрыгнула на илистую гальку Кессаа. — Дай осмотреться. Что-то запах мне не нравится.

— Запах?

Смакл шумно втянул ноздрями речную сырость, сплюнул.

— Осматривайся, времени вдосталь. Сейчас будем ладью разгружать, тут пять сотен локтей до каменной лестницы: пока перетаскаем, пока ладью перенесем, пока опять погрузимся — там уж и вечер. А другой дороги в обход порогов нет. На противоположном берегу и пристать-то не получится, я о тропе уж и вовсе не говорю. Так ты и девчонку с собой потащишь? Или она у тебя не только хозяйка молчаливая, но и лучница?

Репты дружно закатились хохотом. Насьта, шмыгая коленями по платью, страдальчески закатил глаза. Стоило Кессаа сойти на берег, как Марик последовал за ней, и торопливость их «спутницы», да еще лук в ее руке, явно свидетельствовали о нежелании мнимой Оры оставаться наедине с ватагой рудодобытчиков.

— Мы быстро, — оглянулась Кессаа. — А лучница у меня знатная, точно говорю.

— Не чувствую никакого запаха, — пожал плечами Марик мгновением позже, оглядывая утоптанный берег, обширное кострище, обложенное камнями, и широкую тропу, уходящую меж зарослей речного орешника к мшистым валунам и бурым скалам.

— Этот запах не носом приходит, — прошептала Кессаа и потянула из-за спины колючку. — Идем. Насьта, ты уж не подведи меня, если что.

— Эх! — выдохнул, словно ругнулся, несчастный ремини и набросил на рог тетиву. — Кто ж и подведет-то, если не я? Ты уж скажи только, куда подводить…

— Тихо! — оборвала ремини Кессаа и пошла вперед.