Оправдания Евы

Было дело. Наша подруга Екатерина, дочь двух профессоров, жена доктора наук и сама кандидат, год вежливо и настоятельно просила соседку не обзывать сына дебилом, идиотом, недомерком, уродом и пропащим хулиганом. Обещала бесплатную консультацию хорошего психолога, если у дамы возникают приступы ярости при виде ее ребенка. Мальчик умный, воспитанный, во дворе контактирует с ровесниками из приличных семей: мы с Наташкой с ним общаемся и точно это знаем. Но старуха ненавидела его тем сильнее, чем чаще и растеряннее мать пыталась доказать ей, что она обижает ангелочка, который изучает английский, китайский и углубленно физику с математикой. И поносила его исступленно и громко, стоило только увидеть.

Екатерина рассказала обо всем мужу и потребовала защиты. Но тот поднял руки, заранее сдаваясь: «Милая, я не в состоянии дискутировать на тему воспитания с малообразованным пожилым существом. Разберись с ней сама, как-нибудь по-женски. Это ваша единственная точка соприкосновения, но она есть. Ты же умная и тактичная, постарайся. Очень обяжешь». А сын плакал по ночам и выглядел одиноким и беззащитным. Екатерина была в отчаянии. Придумывала доводы, которые не могли не образумить вменяемого человека. Репетировала монологи, чтобы звучать и выглядеть убедительно. Но однажды, возвращаясь с заседания кафедры, услышала, как бабка заорала ее мальчику: «Опять носишься, пыль поднимаешь и вопишь громче всех, сучонок!» Тот всего лишь бежал к друзьям, окликая их по именам.

И тут с нашей ученой подругой что-то случилось. Она медленно подошла к длинной скамейке, на которой тесно расположилось несколько местных игуан. Во всяком случае, их бессмысленные глаза напоминали глаза рептилий. Направив указательный палец в грудь соседки, Екатерина четко произнесла:

– Если ты, гнусное чудовище, еще раз осмелишься хоть слово сказать моему ребенку, хоть взглянуть на него косо, пожалеешь. Маразматичка и дебилка. Я тебя предупредила.

Она успела заметить, как растерялась старуха, как все приятельницы отвели от нее взгляды и многие скривили губы в усмешках. Домой Екатерина ворвалась, чуть не плача. Она ненавидела и презирала себя. Опуститься до разговора с пожилым человеком на «ты» после этого самого разговора вновь казалось немыслимым. Об оскорблениях лучше было вообще не думать. «У женщины наверняка была тяжелая жизнь, и она не виновата, что превратилась в то, во что превратилась», – стенала Екатерина. Мы с Наташкой утешали ее, как могли:

– Тебя провоцировали больше года. Пытали муками сына. Что с того, что она старая? Разве возраст дает право измываться над беззащитными детьми? Разве не долг матери защищать своего ребенка всеми возможными средствами? Что тебе оставалось? Писать заявление в полицию? Веришь, что его приняли бы? Пусть эта тварь радуется, что ты ограничилась выговором. А могла бы и пристрелить. Оплакивать ее жизненные тяготы вообще не смей. Тетке лет семьдесят, она войну только по телевизору видела. Кстати, живет с тобой в одном доме. Сколько в нем квадратный метр жилплощади стоит?

– Господи, девочки, только бы сын и муж не узнали, что я натворила, – не поддавалась внушению Екатерина. – Какой стыд, я никогда больше не смогу себя уважать. Понимаете, я была уверена, что не способна так обращаться с людьми, потому что во мне нет материала, из которого эта способность лепится.

– Во всех людях такого материала навалом. Здоровая психика и богатый словарный запас называется, – сказала Наташка.

– Ты давно не учитываешь свои инстинкты? – поинтересовалась я. – Инстинкт самосохранения – тетка доводила тебя до нервного срыва. А от нервов все болезни и разводы, это я на собственной шкуре проверила. Материнский инстинкт защиты потомства: не все ли равно, физическую или психическую травму наносят детенышу, мать должна бросаться на врага и рвать его в клочья. Старая, то есть законченная, неисправимая уже дрянь понижает доброму талантливому мальчишке самооценку, гробит будущее. Он ведь не может понять, за что его ненавидит человек, которому он зла не делал, боли не причинял. Но усваивает, что на дух не переносить и гадить могут любому просто так. А его мамочка реверансами отделывается. Блюдет культуру общения. Ты свою цивилизованность, конечно, береги, но не обожествляй. А то сожрут живьем и тебя, и сына. Да еще и мужа слопают на десерт.

Екатерина продолжала себя терзать. Она была готова извиниться перед соседкой. Но от стыда не получалось выдавить из горла даже «здравствуйте». Проходила мимо, глядя в сторону. И не сразу заметила, что нападки на ребенка прекратились. Месяц, второй, третий он был беспечен и радовался жизни. На ее вопрос, не третируют ли его больше во дворе, рассмеялся:

– Нет, мамочка. Жаба переключилась на Юрку из третьего подъезда. Вчера его мать кричала ей с балкона: «За собой следи…» Дальше длинно и нецензурно.

Екатерина хотела потребовать, чтобы он не называл старушку жабой и не вздумал материться. Но почему-то не осуществила свое желание.