— Я помогу Вам, — кивнул Василий, морщась от боли в рассеченном когтями птицы плече, из которого вытекала свежая кровь. Он легко поднял на руки почти невесомую Ждану. Мирон хмуро посмотрел на брата и вымолвил:
— Вот и неси свою зазнобу до дому. Там и расскажу, что было.
6.9
— Хорошо, кольцо мы у нее забрали, более она не сможет никого убивать, — произнес тихо Мирон, который шел рядом с Людмилой впереди Василия и Жданы.
— Несчастная она, — пролепетала монахиня.
— Прекрати защищать ее! — не выдержал Мирон.
— Не прекращу, — непокорно сказала Людмила, поднимая длинный подрясник выше, чтобы он не мешал ей идти. — Ты ведь не знаешь, каково это насилию подвергаться. И на ее глазах убили всех ее родных. Не зря она валькирией стала.
— Хватит, — отрезал Мирон, сверкая на нее серыми очами. — Не хочу даже думать о том. Не трону я ее больше. Пусть живет.
— Вот благодарю тебя, Мирон, — ответила девушка. — А камень этот, видимо, волшебный. Как одевала она кольцо то это, превращалась в валькирию.
— Я уж скумекал о том, — кивнул он и, обратив на нее острый взор, добавил. — Монашка ты, а смирения в тебе вообще нет. Только и споришь со мной уже битый час.
На это заявление молодого человека Людмила промолчала. Некоторое время они шли молча и уже, когда показался двор тетки Марьи, Мирон, вдруг, тихо вымолвил:
— Прости меня, обозвал тебя.
— Я и не в обиде на тебя Мирон, — улыбнулась ему девушка, вспоминая тот зловещий миг, когда валькирия Ждана полетела к ней с оскаленными клыками.
— Просто боялся, что покалечит эта бестия тебя. Когти то, у нее вон какие.
— Понимаю я все. За меня опасался.
— Верно, — кивнул он. — Вон у Василия рана на плече, жуть какая.
Едва они вернулись в свою избу, Мирон достал из серебряного оклада кольца голубой яхонт и, приложив его к каждому из углублений Чаши, нашел подходящее место по форме. Драгоценный камень был чуть вытянут и искривлен вбок и, оттого, одно из отверстий превосходно подошло для него. Людмила и Василий следили за его действиями. Когда же Чаша замерцала радугой в руках Мирона и он испуганно поставил ее на дубовый стол, все трое опешившими глазами смотрели за этими превращениями. Древний самоцвет словно прирос к своей вмятине, а с боков отверстия вылезли небольшие серебряные лепестки, которые надежно укрепили голубой яхонт в Чаше. Когда Чаша перестала мерцать, Мирон глухо выдохнул, а Людмила так и стояла замерев, сцепив тонкие руки на груди.
— Вот чудо, так уж чудо, — вымолвил Василий с благоговением.
Вновь убрав Чашу в заплечный мешок, Мирон довольно улыбнулся и сказал:
— Наверное, спать надо лечь. А то, уж светает.
К юродивой Ждане еще рано поутру позвали местного знахаря, который обработал ее раны и перевязал ее покалеченную руку. Знахарь заявил, что Ждана поправится, только останется без трех пальцев на руке.
История про жуткую валькирию, которая убивала мужиков у реки, совсем не понравилась тетке Марье и она, лишь, зло зыркая на молодых людей, сказала, что они сотворили с ее племянницей нечто непотребное и прогнала их в тот же день со двора.
Перед отъездом, Людмила зашла к Ждане, которая лежала в кровати.
— Поправляйся, сестрица, — вымолвила Людмила, ощущая участие к судьбе Жданы, хотя она не была ей родной сестрой. — Не тронет тебя больше Сабуров.
— Теперь, без кольца заветного, матушкой завещанного, не стать мне крылатой, — с сожалением произнесла тихо Ждана, всматриваясь в яркие зеленые очи монахини. — Только, ведь, кольцо надевала и становилась такой, какой хочу. Словно яхонт этот самоцветный мое желание исполнял.
— Но, ты совершила много зла, — произнесла Людмила. — Теперь, тебе надо жить по-новому. И попытаться хотя бы немного полюбить людей.
— Не смогу я, сестрица.
— Сможешь, если захочешь.
— Возможно. И тебе обресть то, что ищешь, — сказала печально Ждана.
— Вот и спасибо на том…
Выйдя к лошадям, которые послушно ожидали их во дворе тетки Марьи, Мирон подошел к Людмиле и помог ей взобраться в седло. Похлопав по крупу светлую кобылу девушки, он обращаясь к Людмиле, как-то по-доброму сказал:
— Ну что, милая, поедем следующую нечисть искать?
— Наверное, Мирон. Только, не милая я, — ответила монахиня.
— Отчего же? Ты на мою покойную сестрицу Олюшку больно похожа. Она такая же бойкая, да пригожая была. Убили ее нехристи, а ей бы, теперь, столько же годков исполнилось, как и тебе.
— Да, и впрямь похожа нравом, — улыбнулся Василий.
— Я ж к тебе, как к сестрице обратился, не более, — сказал твердо Мирон. — А ты невесть что подумала?
На эти слова брата Василий беззлобно рассмеялся, а Мирон тоже оскалился. Усаживаясь удобнее в седло. Людмила подозрительно взглянула на Сабуровых и отвернулась, понукая ногами свою кобылу, устремившись со двора.
Глава VII. Купала