Опричник

Людмила отмечала, что с каждым днем Мирон и Василий, ведут себя с ней более по-доброму и даже по-родному. Она понимала, что они относятся к ней, как к сестре не более того, ибо она была монахиней и явно не могла восприниматься молодыми людьми, как нареченная суженая, ибо она уже была Христовой невестой. Людмила была этому только рада и знала, что ни один из молодых людей даже не посягнет на ее невинность, ибо за эти три недели, которые они находились бок о бок, они вели себя почтительно. Даже взором не намекая на то, что она, как девушка интересна им. Правда, иногда Сабуровы останавливали подолгу на ней свой взор, словно изучая. Но не более. Ни действиями, ни намеками, ни поведением они не переходили грань братской заботы и уважения к девушке. И, теперь, Василий смотрел на нее добрыми участливыми глазами, и Людмила отметила тепло и жалость его взора, которое он дарил ей, как если бы она действительно была ему сестрой. Она искренне улыбнулась ему в ответ и огляделась.

— А Мирон? — спросила она тихо, не видя его на поляне.

— На охоту пошел, — пояснил Василий. — Обещал тетерева подстрелить на обед, чтобы суп из него наваристый сготовить. А я пока травяной берестяной чай наварил. Будешь пить? Он сразу тебя на ноги поднимет.

— Да, Василий, буду, — вновь улыбнулась девушка.

— Что же было с тобой ночью-то? — спросил Василий.

— Плохо мне было ночью, — вымолвила, морщась, Людмила. — Рвало меня сильно. Боялась разбудить вас. Да и ушла подальше в чащу, а потом заблудилась.

— Видимо с лягушек, — догадался Василий. — Хорошо, что нашел тебя Мирон. И сейчас, вон ты уже румяная…

7.3

Младший Сабуров вернулся спустя два часа, действительно принеся на плече убитого меткой стрелой, тетерева. Девушка уже совсем пришла в себя и хотела взять убитую птицу, чтобы ощипать, но Василий не позволил ей этого, заметив, что сделает все сам. А она должна больше отдыхать.

— Ты вся грязная, Людмила, — заметил Мирон ласково. — Поехали к реке, пока суп варится, искупаешься.

Опешив от его заботы, девушка тут же согласилась, ибо парилась в бане только пять дней назад. Трехдневная дорога до Нижнего Новгорода, а затем двухдневные скитания по лесу и ночные приключения, сделали ее грязной и пыльной. Уже через полчаса, Мирон и Людмила достигли тихой заводи низины Оки, которая протекала неподалеку от места, где они были. Здесь в лесной глуши не было ни души и, оставив лошадей чуть поодаль, молодые люди спустились к воде.

— Иди вон туда в заросли, я постерегу тебя, — кивнул Мирон.

Послушно Людмила устремилась в камышовые заросли, и едва войдя, быстро скинула с себя пыльную одежду, оставшись в одной короткой рубахе. Распустив косу, она вошла в воду. С удовольствием окунаясь в теплую воду, она ощущала, как вода ласкает ее тело. Чуть отплыв от берега, она увидела, что Мирон стоит на берегу, повернувшись к ней широкой спиной, как и обещал, не смущая ее. Уже через миг она вернулась на берег и, взяла мешочек с мыльным корнем. Достав корневища, она потерла их в руках и начала намыливать волосы. Вода в реке была прохладная, и Людмила отметила, что корень мылится так же пенисто, как и в бане. Она умело вымыла и прополоскала длинные темные локоны, которые достигали ее бедер. Потом задрав рубашку, она намылила корнем свое тело и лицо, и окунулась в воду, смывая все. Мирон терпеливо ждал ее. Он был таким правильным и совестливым, что ни разу за все время не повернулся в ее сторону и, словно истукан, замерев на берегу реки, стоял к ней спиной. Его скромность позабавила Людмилу и у нее возникло желание его подразнить. Она одернула короткую рубаху и зашла в камыши. И, вдруг, дико закричала:

— Помогите! Помог.., — и, как будто не договорив последние слова, замолкла.

Уже через миг Мирон был рядом. Он ворвался в заросли камышей, словно одержимый с обнаженным палашом и увидел безмятежно плавающую в воде Людмилу. Она лежала на поверхности воды в короткой мокрой рубашке и как-то уж слишком сладко улыбалась. Мирон остановился как вкопанный, врезавшись в воду по колено, отражая, что девушке никто не угрожает и она спокойно плавает.

— Что, испужался? — игриво улыбаясь, пролепетала Людмила.

Несколько раз моргнув, он опустил свой палаш, осознавая, что с девушкой все в порядке. Нахмурившись и только спустя миг, видимо придя в себя от тревоги и созерцая ее белые стройные  ноги, которые были видны на поверхности  воды и ее тело в рубашке, Сабуров глухо выдохнул:

— Смешно тебе?

— Да, — кивнула Людмила. — Видел бы ты свое лицо теперь!

Она легко рассмеялась, довольная своей выходкой, но через миг смолкла, ибо увидела, как лицо молодого человека начало стремительно меняться и уже через миг превратилось в хмурое и жесткое.

— Вот дура! Все вы бабы с придурью, воистину! — процедил он.