Опричник

Послышался скрип двери и в землянку вошла рыжеволосая баба, которая ранее вешала белье. Мирон удивленно поднял на нее глаза, и она решительно спросила:

— Могу я раны его промыть?

— Мой, — кивнул Мирон. Он отошел от клетки, и устало уселся рядом с Семеном. — Только веревки не смей резать. Когда мы уйдем из логова, тогда и распутаешь его, — велел он рыжей молодой бабе. Она понятливо кивнула.

— А тебя, Фекла, что не берут с собой? — спросил через зубы волкодлак рыжую бабу, которая подошла к нему.

— Я сама не хочу.

— Правда? — опешил оборотень, явно пораженный ее ответом. Волкодлака съедала горечь оттого, что как только с него сняли заветный венец, и в тот миг, как он знал чары разрушились, все девицы и бабы вмиг предали его и решились уходить к людям. Это травило его душу, и теперь поступок Феклы поразил его до глубины души и он тихо промямлил, прося. — Ты, Феклушка, сначала ногу промой, болит жутко.

Нежность в голосе оборотня в мужском обличие, поразила Мирона и Семена, и они удивленно уставились на молодую бабу, которая начала осторожно отрывать разодранную штанину на ноге волкодлака.

— Бегать теперь ты навряд ли сможешь, ударил то я как следует, — заметил тихо Мирон. Но волкодлак даже не обернул на него взора. Зверь – человек упорно смотрел в одну точку перед собой, всем видом показывая недовольство происходящей ситуацией. Он явно не был сломлен. — Может через полгода и сможешь ходить, но хромый.

— Последний он из рода оборотней, — заявила вдруг Фекла, обернув лицо к молодым людям. — Последний лесной царь чащи этой. Когда то давно много их было тут. Но людины всех поубивали…

— Ясно, — кивнул Мирон.

Оставшись в землянке, Мирон и Семен решили обождать здесь, пока соберется весь табор баб с детьми. В жилище оборотня было тихо, сухо и молодые люди устало облокотившись спинами о стену, чуть отдыхали от тяжелой битвы, заодно присматривая за волкодлаком.

Через некоторое время, когда Фекла вышла на улицу поменять окровавленную воду, Мирон, воспользовавшись моментом, пока не было бабы, спросил:

— Скажи, оборотень…

— Меня Тарун зовут, — тихо ответил волкодлак, хмуро взглянув на него. В глазах оборотня Сабуров увидел нечто похожее на величавость и достоинство. Именно в этот миг, Мирон отчетливо осознал, что слово, данное чуть ранее ему Таруном, оборотень не нарушит. И девок красть более не будет, и даст им беспрепятственно уйти.

— Тарун, — вымолвил Мирон. — Одного не пойму, зачем ты волков то убивал? И такую лютую ненависть у них вызвал, раз они против тебя с нами в бой пошли?

— Вторая сущность моя – волчья сущность! — ответил порывисто Тарун. — Ненавистна она мне еще с детства. Если бы не она, я бы обычной людиной был и жил бы как человек. Пусть эта волчья свора сгинет!

— Хм, странный ты, — отозвался Семен, сидящий на лавке рядом с Мироном. — Они волками родились, мы людьми, ты оборотнем – людиной. Все мы Богом здесь на земле на свое место поставлены. Знать доля у нас такая, у всех своя. Отчего же ненавидеть кого то?

— Не понять вам, — проронил трагично Тарун. и Мирон, в который раз отметил, что волкодлак в облике человека, был видным и красивым парнем, с яркими темными глазами. Только рука его левая так и была обросшей шерстью и ногтями. Тарун прищурился и глухо добавил. — Не понять вам, как зазнобушка, которая всю душу сожгла, совсем не любит. А не любит оттого, что ты по ночам в зверя превращаешься. А если человеком был, то мог бы с ней рядом быть…

Сабуров задумался, понимая, что здесь замешана какая-то давняя любовная история, которая явно вызывала в душе Таруна болезненные воспоминания. Отчего-то Мирон вдруг осознал одну истину, что все то, что творил последние двенадцать лет оборотень, утаскивая девиц, и с помощью заветного венца насильно заставляя их любить себя, было связано именно с этой единственной девицей, которая когда-то отказала ему.

Тарун тяжко вздохнул, словно им завладели давние неприятные воспоминания, а Мирон, не выдержав, спросил:

— Скажи, отчего ты ту девицу не выкрал, как остальных? Если бы она была здесь с тобой, тогда может и других бы не стал трогать?

Мгновенно оборотень вперил в Мирона свой пораженный взор, понимая, что Сабуров точно распознал все сердечные чаяния и тайны его души.

— Ты прав, — тихо вымолвил Тарун. — Если бы она, Янушка, со мной была не надобно мне было бы никого другого. А едва я увидел ее с женихом… то убил их обоих. Убил… И с тех пор нету мне покоя…

Глава X. Острог