Опричник

Но вышло иначе. Конечно, с принятием Ведьмы под свою руку я могу лишиться возможности усилить базу бойцами ее отряда. Все же майор наемной банды, оказавшийся в детях боярских, – это не боярин с дружиной, пошедший на службу к более успешному собрату. «Пардусы» – не дружинники, обязанные следовать за сюзереном, они запросто могут не согласиться с решением своего командира. И придется Стеничам изыскивать нового майора для своего «войска». Плохо? Да не так чтобы слишком. Имя Ведьмы в пограничье известно не хуже, чем стяг тех же «Червонных Пардусов». А значит, даже если вся банда без исключения откажется следовать за своим майором, для нее не станет проблемой набрать новый отряд профессиональных вояк. Благо таковых в окрестностях водится немало, а уж за соответствующим приказом с моей стороны дело не станет.

Конечно, это будет не лучший вариант из возможных, но, в конце концов, время для слаживания такой сборной солянки у нас есть, по крайней мере, до окончания работ над имеющимся заказом – точно. Тем более что до сдачи тактиков заказчику никто новичков в поле тягать не собирается. А уж для охраны и обороны Апецки в случае непредвиденных обстоятельств вроде атаки приснопамятного «Белого орла» навыков даже такой несыгранной команды наемников должно хватить с лихвой. Были бы толковые командиры… а они у нас есть, теперь целых трое.

В общем, можно сказать, что программу-минимум я выполнил и, как только Илона Стенич приведет бойцов на Апецку, получу возможность вернуться в Москву для выполнения договора, заключенного с остатками псевдомонахов Аркажского монастыря.

Да, предложение о сотрудничестве мне прислал вовсе не пресловутый клуб эфирников, как я подозревал во время знакомства с информацией, переданной Бестужевым, а остатки того странного псевдомонашеского ордена, что возглавлял Скуратов-Бельский. И этот факт, скажу честно, сыграл свою роль в принятии мной положительного решения об участии в предложенной государем «охоте». Причем как бы не меньшую, чем откровенность самого предложения. Нет, все же Михаилу еще учиться и учиться у своего царственного батюшки. Там, где цесаревич закрутил бы очередную интригу с недомолвками и манипуляциями, Роман Васильевич, уже кое-где втихомолку именуемый Лесорубом[35], решил дело всего парой слов… и одной откровенностью.

О нет, я вовсе не считаю, что отец Ефимий, памятный мне по первой встрече с дедом, раскрыл все карты затевающегося дела. Наверняка аркажцы в своем стремлении поквитаться с виновниками уничтожения монастыря закрутили не одну интригу. Но при общении со мной бывший келарь не пытался манипулировать или что-то недоговаривать. Он честно и без утайки рассказал об отводимой мне роли, не менее честно поведал о том, кто и как будет прикрывать меня на все время грядущей операции, и так же полно ответил на возникшие вопросы… по крайней мере, на подавляющее их большинство. Морщился, правда, поначалу, когда я коррективы по переданным мне через Бестужева планам предлагал, но, узнав, что к этим изменениям как сам Валентин Эдуардович, так и его коллега из Преображенского приказа руку приложили, кривиться перестал. Однако посмотрел на меня странно.

– Что? – заметив этот взгляд, спросил я.

– Говорил мне Никита Силыч, что внук у него не дурак… – с какой-то странной интонацией протянул костлявый монах.

– А в морду? – фыркнул я.

А чего церемониться? То, что у меня перед долгополыми никакого пиетета нет, отец Ефимий знает. Сам видел, как я при знакомстве с дедом обошелся. А тот не чета бывшему монастырскому келарю, настоятелем был, причем действующим.

– Точно, Скуратовская руда, – кивнул сам себе Ефимий и усмехнулся. – То не в укор тебе сказано было, юноша. Дед твой хоть и предупреждал, что ты разумен не по годам, да я не поверил. А вот сейчас…

– Да что не так-то? – удивился я.

– Так ведь любой юнец, окажись он на твоем месте, такой информацией ни за что ни с кем не поделился бы. Сам, все сам. А ты в гордыню не впал, у близких совета спросил…

– Любой другой юнец на моем месте и месяца не прожил бы, – отмахнулся я. – Либо сдох бы, либо под крылом какого-нибудь рода сидел на коротком поводке и не пикал.

– А ты, значит, свободен как птица, да? – легонько поддел меня собеседник.

– Степень свободы определяется длиной цепи, – пожав плечами, отозвался я и похлопал ладонью по бювару с отданными мне Ефимием документами. – Моя – вот. А будь на моем месте кто-то… другой, скажем так, вполне мог бы оказаться в младшей ветви Громовых, обложенный их доглядчиками, как волк флажками, с известным итогом. Разве что детишек наплодить позволили бы, и то – не для себя, а для того же рода.

В ответ бывший келарь только сочувственно покивал. Да и черт с ним, пусть думает что хочет. Мне с ним детей не крестить и до пенсии не работать. Сделаем дело – и разбежимся.

В общем, на помолвку Леонида и Марии я явился уже «мобилизованным», о чем и сигналил наблюдателям государя знак гранда на моей шее…