Оптина Пустынь и ее время

Сели мы в один трамвай, он довез меня до моего места, а она поехала дальше. При прощании дала мне номер телефона и просила сообщить ей, когда Батюшку будут возводить в сан архимандрита. Я обещал ей все это сделать и в точности исполнил. Она была в церкви и просила меня передать Батюшке фрукты. На следующий день Батюшка поехал на новое место служения в город Коломну, в Голутвин монастырь.

Когда подъезжали к Коломне, то из окон вагона был виден монастырь. И Батюшка, смотря на монастырь, перекрестившись, сказал:

— Вот здесь мое место упокоения; мне недолго осталось жить, так как приходится нести последние испытания. Исполняется последняя заповедь блаженства: Блажени есте, егда поносят вам и ижденут и рекут всяк зол глагол на вы лжуще, Мене ради (Мф. 5, 11). При этих словах что-то острое кольнуло в сердце и стало тяжело; но Батюшка смотрел бодро. На вокзале были уже монастырские лошади. Нас встретил эконом монастыря с золотым наперсным крестом. Он сел с Батюшкой, а я в следующий тарантас с батюшкиным келейником. Еще было далеко до монастыря, как там уже начали перезванивать во все колокола. Батюшка сразу пошел в церковь. Тут собралась вся братия. После молебна Батюшка приветствовал всех и пошел осматривать помещение. При осмотре он везде нашел упущения и даже разорение. Гостиница была не устроена.

— Что же мне делать, — говорит Батюшка, — где же я помещу приезжающих богомольцев?

И вот он велел мне и келейникам ехать в город и купить кроватей, материала для матрацев и подушек и сшить их.

— Денег, — говорит Батюшка, — у меня нет, но найдутся добрые люди, поезжайте.

И вот — дивное дело. Мне, человеку в студенческой форме, дают и кровати, и материал без всякого разговора, с полной готовностью, и без копейки денег. Правда, был со мной келейник батюшкин, но его и меня никто не знал. По приезде в монастырь я принялся шить матрацы и набивать их волосом и работал целый день. Так как гостиница была не устроена, то я помещался в квартире Батюшки. Батюшка сам был вместо будильника: в 12 ½ часов ночи он приходил и будил меня и заставлял вместе с келейником читать полунощницу и монашеские правила. Это продолжалось часа два. Потом я опять ложился. Но в 5 ½ часов Батюшка опять меня будил, чтобы я собирался с ним вместе к ранней обедне. Так продолжалось около недели. В первое время было очень много работы, и я исполнял роль келейника, убирал комнаты, проветривал. Большие реформы произвел Батюшка и во внутреннем строении монастыря. Установил обязательное посещение церковных служб и сам являлся примером. Раньше и в трапезную не все ходили, а иеромонахи и не заглядывали. Имели при келлиях свои кухни. Эконом так имел повара. Батюшка запретил готовить что-либо на дому, и должны были все есть общую пищу и в определенное время. Когда Батюшка пришел по звонку в трапезную, все простые монахи удивились, что он так близок к ним. Пища была невозможная. Щи были из прелой капусты и рыбы с запахом. Эконом не пришел в трапезную, но Батюшка послал за ним послушника и заставил его есть обед из тех продуктов, которые тот покупал. Эконом отворачивался, а Батюшка его уличал. Недаром эконом носил шелковые рясы, и в его комнате можно было увидеть золотых рыбок.

— Как можно, — говорил Батюшка, — давать такую пищу, такую заразу...

Сразу весь дух монастыря переменился. Батюшка позаботился об одежде и пище монахов, и монахи, увидя такое отеческое отношение настоятеля, не чуждались его, но приходили с любовию и доверием, открывали ему свои души; а он начал их врачевать. Был там один алкоголик иеродиакон; благодаря любви и стараниям Батюшки он умер, как великий христианин. Батюшка своим смирением его возродил. И вообще через два месяца монастырь стал неузнаваем. Много рабочих из Коломенского завода стали приходить к Батюшке искать утешения. Батюшка благословил открыть при монастыре школу и обучать детей рабочих христианской жизни. Но не суждено было этому осуществиться.

Меня одолевали все разные болезни. В начале 1913 г. приехал я в Голутвин с больным горлом. Батюшка посмотрел на меня и говорит:

— Жениться тебе надо, и пройдут все твои болезни. — Я посмотрел на него удивленно. Я совсем не думал о женитьбе.

— Есть у тебя невеста? — спросил он.

— Нет, Батюшка.

— Ну, так вот я тебе посватаю одну девушку, чудную. Она в монастырь собирается. Ты видел ее, должно быть. Она так смиренно в темном платочке ходит. Нужно, чтобы она в миру жила и воспитывала благочестивых и честных людей... Нравится ли она тебе? Ведь ты с ней виделся в Москве.

— Да, Батюшка, она мне в Москве понравилась, а здесь я ее не узнал!

— Подвигом постным она себя изнурила. И вот я решил так: завтра утром, за ранней обедней, я буду молиться о вас перед жертвенником, и — что Господь мне откроет. Если угодно Ему мое желание, то я призову ее на клирос, и поговорю с ней относительно тебя и ее самой, а пока ничего не буду говорить...