Оптина Пустынь и ее время

Вскоре пришли к о. Николаю благодарные дети и принесли ему цветы и вышитый пояс, какой носило духовенство в России. После этого пришла и сама выздоровевшая женщина. Она, хотя и была без сознания во время молебна, но чувствовала, как в нее вливалась живая сила. Она стала преданной духовной дочерью о. Николая, пока он жил в Петрограде.

Вот еще достопамятный случай прозорливости о. Николая. Пришлось Батюшке с Ульяшей искать новую квартиру, так как к ним стало ходить чересчур много народа. Они нашли прекрасное помещение. Ульяша обрадовалась и весело заговорила:

— Вот хорошо! Здесь, Батюшка, поставим вашу кроватку, здесь стол.

Но о. Николай стоит бледный и ничего не говорит. Наконец он обратился к хозяйке:

— Скажите, что тут у вас произошло?

Оказалось, что здесь повесился чекист. Конечно, это помещение они не наняли.

Пребывание в Петрограде окончилось для о. Николая знаменитой «святой ночью» — по выражению верующих петербуржцев, когда в одну ночь арестовали пять тысяч человек из тех лиц, кто особо был предан Церкви.

Тюрьма, куда заключили о. Николая, была настолько переполнена, что несчастный иерей Божий простоял на ногах девять дней, пока один урка не сжалился и не уступил ему место под столом, где он мог лечь на пол. После этого о. Николая сослали в Соловки. Матушка Екатерина Ивановна, в сопровождении верной Ульяши, предприняла далекий путь, чтобы навестить Батюшку. Когда они обе прибыли, и им разрешили его увидать, он вышел к ним бритый, исхудавший. Это было время поста. Но при передаче провизии требовалось, чтобы продукты непременно были мясными. Ульяша состряпала котлеты из чечевицы, которые сошли за мясные.

После пребывания на Соловках о. Николай с другими узниками был отправлен на Крайний Север на поселение. Шли они пешком по тундре, переступая с кочки на кочку. Донимала мошкара. В одном месте путники заночевали в покинутой часовне. Проснувшись, о. Николай увидел, что он спал под образом «Взыскание погибших». Это его обрадовало несказанно, он почувствовал, что находится под покровом Царицы Небесной. Он лишь один дошел до места назначения: остальные не выдержали и умерли в пути.

Ульяша, жертвенная, как всегда, и здесь не оставила Батюшку. Она приехала к нему на телеге одна, везя корзину с провизией. Проехала тысячи верст. Путь шел тайгой. Часто она бывала поражена зрелищем колыхающегося на небе северного сияния. Сам Бог ее хранил, и она добралась благополучно. Батюшка охранялся часовыми. Ульяша не потерялась. Солдат она называла Петькой или Ванькой, хлопала их по спине, вспоминала им их собственную мамку.

— Это мой дядька, — говорила она им, — он взял меня к себе, сиротку, и воспитал. У тебя тоже есть мамка — вспомни о ней! Отпусти ко мне дядьку обедать!

Разрешение давалось, и Батюшка ходил обедать к Ульяше.

Наконец о. Николай отбыл свой срок наказания. Его отпустили жить, где он захочет, кроме Харьковской губернии. Взглянув на карту, он увидел, что ближайшим городом к Харькову будет Обоянь Курской губернии. Вот они едут в поезде и уже приближаются к цели. Они говорят между собой о том, что, выгрузившись из вагона, совсем не знают, что дальше делать. Их разговор услышала ехавшая с ними просто одетая особа, оказавшаяся женой ссыльного священника, которого она ездила навестить. Зорко всмотревшись, она признала в лице о. Николая духовное лицо. Матушка сообщила своим спутникам, что в Обояни существует тайный женский монастырь. Она дала им его адрес. Добравшись туда, путешественники позвонили. Им открыла двери мать-привратница. Узнав, что они просят их приютить на ночь, монахиня категорически им заявила, что это невозможно: они сами скрываются, и если начнут пускать к себе посторонних, это сейчас же привлечет к ним внимание.

— Все же доложите о нас игумении, — попросил о. Николай.

Мать игумения не заставила себя ждать, она скоро вышла и приветливо их пригласила разделить с монахинями трапезу. Что же оказалось? В ночь их приезда явился игумении во сне преподобный Серафим и сказал:

— К тебе прибудет харьковский Серафим, ты его прими.

Батюшка заплакал и сказал:

— Я о. Николай.

Но в действительности он был в Соловках тайно пострижен и назван Серафимом. Он не ожидал, что еще вернется в мир и что жизнь его продолжится, и принял тайно монашество. В то время Ульяша этого не знала, но впоследствии, уже живя в Обояни, при служении о. Николаем Литургии, она слышала, как он, причащаясь, именовал себя иеромонахом Серафимом.

Квартиру в Обояни они не замедлили найти. Отец Николай днем никогда не выходил на улицу. Только глубокой ночью он выходил на двор подышать свежим воздухом. Он ежедневно служил Литургию. Проскомидия с бесконечным поминовением живых и умерших тянулась часами. Иногда ночью являлись к нему его харьковские монахини, и он так руководил их тайным монастырем.