Оптинские были. Очерки и рассказы из истории Введенской Оптиной Пустыни

На третьем году войны смертью храбрых пал на поле брани брат Дарьи Василий. Вскоре скончался отец, которому было в это время всего сорок пять лет. Почувствовав приближение смерти, он зажег свечу и, сжимая ее в холодеющих руках, сказал: «Подержите меня… я сейчас умру». Дарье исполнилось двадцать лет. Отец, пока был жив, не выдавал ее замуж, так как знал, что она этого не хочет. Она желала принять иноческий постриг. Вера ее была глубокой и сильной, но, видимо, она чуждалась самочиния, жизни по своей воле, – и не просила родителей позволить ей покинуть мир. Не спешил и Господь причислить ее к ангельскому чину. Он повел эту верную Ему душу через многие испытания и наградил ее великими духовными дарами.

Долог был этот поистине узкий и каменистый путь для матушки Сепфоры! Господь, сотворивший обитель в ее сердце, не оставлял ее. Она вошла в жизнь пусть не монахиней, но с монашеским устроением души. Она любила Господа и знала, что тот есть любящий Его истинно, кто исполняет Его заповеди. Людям казалось, что перед ними грубая крестьянка, едва грамотная, в самой простой и всегда темной одежде, в лаптях, а потом в сапогах или чунях с глубокими галошами, всегда покрытая платком, – а это был духовно просвещенный – Самим Богом – человек, не изучением, а духом постигший многие тайны аскетического делания.

Когда, после кончины отца, в 1916 году, к ней посватался молодой односельчанин Дмитрий Шнякин, человек верующий, бывавший в Сарове и Дивееве, – мать Дарьи благословила этот брак Девушка безропотно подчинилась. Она вошла в большую зажиточную семью: у свекра, старосты сельского храма, было четверо сыновей и дочь, большое хозяйство. Он не позволял своим детям после женитьбы отделяться от него, и вот в доме собралось пять снох, пять молодых женщин. Дарья стала старшей снохой, которой по чину полагалось за всем следить, всем распоряжаться, словом быть домоправительницей. Матушка вспоминала, что ей тогда «некогда было лапти снять», не то что отдохнуть. Она справлялась со всеми делами, и все были ею довольны. Несмотря на постоянную занятость, она не уставала, – Господь давал силы, так как она постоянно помнила о Нем.

В 1917 году у нее родилась дочь Александра. В 1922 году – дочь Параскева. После рождения Параскевы свекор, довольный ее трудами и духовным устроением, отпустил ее с глуховскими паломницами в Саров и Дивеево. Время было трудное. Кругом по деревням – голод и болезни, нищета и запустение. Саровские монахи и дивеевские инокини уже лишены были новой властью всего хозяйства, жили в великой скудости. Саровский настоятель Руфин (уже предпоследний) выбивался из сил, не зная, как накормить братию.

Паломники, простые русские люди, идут по проселкам через поля и леса, – ночуя в стогах сена, подкрепляясь в пути сухарями с водой. Но несут в святую обитель кто что может: кусок полотна, новые лапти, немного крупы, соли, постного масла… Дарья также имела в мешке за спиной что-то для иноков. Она идет, как и все богомольцы, босая, с палкой в руке, неустанно повторяя Иисусову молитву. В 1924 году, после рождения дочери Лидии, – снова в Саров. Через три года обитель преподобного Серафима будет закрыта. А в 1928 году, через год после рождения дочери Иулии, Дарья с несколькими паломницами отправилась пешком в Киев, к святыням Печерской Лавры. То были времена, когда волна за волной катились на русских людей, на Русскую Церковь скорби: Господь шел по Руси Святой в терновом венце.

Посетил Он и Глухово. В 1933 году свекор Дарьи построил для нее с мужем новую избу и выделил часть хозяйства: лошадь, корову, овец, разный инвентарь… Но в это время власти начали устраивать колхозы, разоряя при этом крестьянские хозяйства, арестовывая и убивая несогласных. На тамбовщине этому сопротивлялись очень сильно: вспыхивали крестьянские восстания, подавлявшиеся силами регулярной армии. Шло массовое «раскулачивание» неугодных крестьян. Середняк и просто работящий мужик-одиночка тоже шли за кулаков. Смерть шла с косой из одного двора в другой…

Муж Дарьи не сомневался, что дело дойдет и до них. В надежде, что без него здесь жену и детей не тронут, он уехал в поселок Болохово, что в тридцати километрах от Тулы. Там открыто было месторождение каменного угля и начиналось строительство шахт. Он рассчитывал обосноваться в Болохове и вызвать семью туда. Едва он уехал, как в Глухове началось раскулачивание и притом в самой зверской форме. Шнякины на предложение отдать все имущество в колхоз, ответили отказом. Добрались и до свекра с сыновьями, и до Дарьи с детьми. Матушка вспоминала: «В 1933 году, на Покров, нас раскулачили. Прямо взяли за руки и вывели за ворота: иди куда хочешь… И сразу стали ломать избушку». Господи, помилуй! Дарья с детьми стоит у изгороди, смотрит и удивляется: зачем это ломать новый дом? На дрова, что ли?..