Она играла. Одну вещь за другой, всё, что могла вспомнить, не обращая внимания на срывы, лишь изредка переигрывая совсем неудавшиеся места. Мешая Рахманинова с Coldplay, Шуберта с One Republic, Элгара с Apocalyptica – всё, что учила, всё, что играла на концертах или в переходе, куда они с однокурсниками время от времени заныривали подзаработать. Музыка накрывала её с головой, превращала в часть себя, в мелодию и гармонии; вместе с музыкой её душа смеялась, рыдала, прощалась с кем-то, признавалась кому-то в любви. Музыка летела по залу волшебной вязью, колдовской песней, чистыми эмоциями, оплетая всё невидимыми лозами, приковывавшими к месту, лишавшими возможности мыслить, и взгляд полуприкрытых Евиных глаз был устремлён в даль, ведомую ей одной; на губах стыла призрачная улыбка, точно в музыке ей открывалось то, что недоступно было остальным, а в лице, светящемся изнутри, проступало абсолютное счастье. Счастье того, кто отдавал чему-то всего себя, до дна, до последней капельки, и не жалел об этом.
Она опустила смычок, лишь когда поняла, что напоена музыкой до дна, что жажда, терзавшая её так долго, утолена. Прикрыв глаза, зачем-то глубоко, полной грудью вдохнула и выдохнула, пусть в том не было нужды.
Наконец оглядев зал, увидела Герберта.
Он стоял у двери, прислонившись плечом к косяку и скрестив руки на груди.
– Ты слушал, – обвиняюще и сердито сказала Ева.
– Слушал, – подтвердил Герберт.
Он говорил, казалось, тише, чем когда-либо. Лишь акустика зала без труда доносила голос до её ушей.
– Так незаметно вошёл?
– Просто ты не заметила. Ты бы и падения замка сейчас не заметила, – добавил он с намёком на улыбку, так странно смягчившую его лицо, голос, взгляд.
Рукой со смычком Ева заправила за уши выбившиеся волосы. Пытаясь, но не в силах сердиться.
Она ненавидела, когда её подслушивали. Ненавидела и заниматься при ком-то, и играть то, что не отработано до мелочей. Но на Герберта всерьёз злиться почему-то не могла. Возможно, потому что он всё равно ни черта не понимал и промахов её наверняка не заметил. А может, потому что ей непривычно и приятно было видеть эту мягкость в его глазах.
Делавшую их – наконец-то – живыми.
– Повезло тебе. Не люблю, когда меня подслушивают.
– Да. Мне повезло.
В словах тоже скользнуло нечто непривычное. И очень, очень странное. Будто за звуками пряталось двойное дно.
– И что думаешь? – поколебавшись, спросила Ева.
Герберт, помолчав, отвернулся.
– Тебе знать ни к чему.
Вот на это она почти обиделась. И почти расстроилась.
Хотя ладно, без «почти».
– Что, так плохо? – бросила она, спрятав чувства за колючей небрежностью.
Прежде чем выскользнуть из зала, Герберт тихо рассмеялся. Совсем не насмешливо. Совсем не обидно. И, наверное, ей лишь послышался отзвук печали и горечи в этом смешке.
– Иногда ты всё-таки такая глупая, – на прощание едва слышно донесла до неё полутьма, оставляя Еву наедине с тишиной, Дерозе и недоумением.
Глава 15
Con calore[24]
Когда назавтра лиэр Совершенство соизволил пожаловать в замок Рейолей, Ева встречала его у ворот.
Встрече предшествовал длинный день, который начался с традиционной тренировки, завершившейся нетрадиционным образом.
– Неплохо, – подвёл черту Герберт, прогнав её по старым и новым заклинаниям. К усыпляющему они прибавили дезориентирующее и порождавшее галлюцинации, с которыми Ева справлялась уже вполне прилично; щиты у неё и вовсе вычерчивались почти на автомате. Музыкальные чары пока не трогали – они были слишком специфическими, чтобы выручить Еву в реальном бою. – Что ж, до завтра.
Она недоумённо опустила руку, выпустив волшебный смычок.
– До завтра?..
– С Мираклом я поговорю один. Если он захочет тебя видеть, я тебя позову, но не думаю, что до этого дойдёт. Наши планы зависят от его решения, но о них вполне можно поговорить с утра. Твоя любимая игрушка починена. – Он помолчал. Отвернувшись, негромко закончил: – Полагаю, других причин проводить вечера в моём обществе у тебя нет.
Мысль была неожиданной, несущей с собой смятение и растерянность. Из-за этого Ева даже разозлиться на Герберта не смогла – за то, что её снова отстраняют от участия в их общем деле.
Вернувшись в комнату, девушка достала Дерозе (перерыв между тренировкой с Гербертом и уроком у Эльена она решила скоротать за музыкой). На краю кровати с виолончелью сидеть было не слишком удобно, но куда неудобнее оказалось ощущение неправильности происходящего.
Встреча на тренировке, урок – и всё. А дальше – разбежались по разным углам и занялись своими делами. И венценосный сноб снова будет сидеть один, и этим вечером компанию ему составят лишь тараканы в его голове…