Opus 2

Дверь истаяла в пустоте, стоило гному исчезнуть в мареве за порогом. Оставив Еву наедине с зимним лесом, белёсым полумраком тихими шагами, хрустевшими по снегу в тишине.

– Странная щедрость, – прокомментировал Герберт, подойдя к ней.

– Ты всё слышал?

– Почти.

– И что думаешь?

Некромант посмотрел на следы, оставленные гномом на льдистой белизне.

– Думаю, что жизнь долгая, и волшебный клинок любому человеку в ней может ещё как пригодиться. – Приобняв её за плечи, Герберт повёл Еву назад, к ручью в низине и телепорту в столицу. – Не бери в голову.

Ева кивнула. Не хотела портить редкий вечер, что они могли провести вместе, страхами и домыслами. Но она достаточно хорошо знала Гербеуэрта тир Рейоля, чтобы понять: он-то в голову взял всё. Ещё как.

…«она тебе пригодится»…

Недавние слова Мэта, вторящие этому предсказанию, зловещим эхом прозвучали в ушах – и Еву пробрал холод, никак не связанный с морозом.

– …лиоретта?

Вернувшись мыслями из заснеженного леса в дворцовый зал, убранный цветами и шёлком, Ева сфокусировалась на том, кто сейчас к ней обращался.

– Раз я тут не единственный, кто не заинтересован в десерте, – невозмутимо проговорил Дауд Дэйлион, – хотел пригласить вас подышать свежим воздухом. Духота здесь жуткая.

Она посмотрела на Миракла, сидящего во главе стола – Ева устроилась по его левую руку. Очень хотела посмотреть на Герберта, сидящего по правую, но вовремя вспомнила, что разрешения ей положено спрашивать не у него.

Дождавшись от свежеиспечённого короля лаконичного кивка, приняла руку в чёрной перчатке, что убийца учтиво ей протянул, и прошествовала к выходу.

– Удивлён, что вы согласились, – хмыкнул лиэр Дэйлион, когда они миновали лакеев и дежурных гвардейцев, и Евина юбка зашелестела по розовому мрамору галереи, ведущей к зимнему саду.

– Мы удалились слишком открыто, чтобы это могло вызвать кривотолки, – пояснила Ева, пряча неприязнь за очаровательнейшей из улыбок. – К тому же я не отказалась бы прояснить некоторые моменты.

– К вашим услугам.

– Нет, ваши услуги мне точно не потребуются.

Он лишь посмеялся. Коротко, грубовато – его голос, щекочущий нервы вкрадчивой хрипотцой, всегда звучал грубовато, – но добродушно.

Удивительно добродушно для убийцы.

Оттягивая минуту откровения, Ева смотрела на оконные витражи, расцвечивавшие кремовую стену. В цветном стекле запечатлели картины из жизни великого основателя династии Тибелей, но темнокудрый юноша на витражах, остро напоминавший Мирка, никак не ассоциировался у Евы с тем самым великим Берндеттом, сумевшим призвать саму Смерть. Вернее, самого.

– Совсем мальчишка здесь, – безошибочно угадав её мысли, с отеческой снисходительностью заметил Дэйлион. Скучающим взглядом скользнул по стеклянному рисунку, где крылатого Берндетта осеняло белое сияние, которое Ева узнала даже на витраже. – По магическим меркам в тот день он только из пелёнок вылез. Говорят, на свои тридцать и то не выглядел. А уж если тир Гербеуэрту удастся провернуть своё дельце… В двадцать три для старичков из Ковена ты вообще младенец, пускающий пузыри.

Евины шаги сбились с размеренного ритма, что отбивали по мрамору её невысокие каблучки.

– Какое дельце? – как можно небрежнее спросила она.

– Бросьте, лиоретта. Уж вы-то знаете получше меня. – Убийца не смотрел на неё, но голос его заставил Еву ощутить себя ребёнком, который категорически отрицает свою причастность к пропаже конфет, неловко пряча за спину измазанные шоколадом руки. – Слух в высших кругах гуляет уже с месяц.

Может просто блефовать. Прощупывать почву, подумала Ева, притормаживая напротив очередного витража. Насколько она поняла, подготовка к ритуалу проходила в обстановке строжайшей секретности. Ни Герберт, ни Айрес не собирались афишировать грядущий подвиг – мало ли что могло пойти не так.

– Уэрт не из тех, кто болтает о своих планах, – туманно откликнулась она, не раскрывая карты раньше времени.

– Зато его наставница вполне может. Особенно если это в её интересах.

– Зачем бы это Айрес?

Глядя в окно, по которому разливалось белое сияние хрустальных люстр, Дэйлион заложил руки за спину: Ева свою ладонь отняла уже давно.