Opus 2

– Свернуть назад, пока никто не знает, что ты вообще собирался шагать по этой дорожке, – одно. Свернуть назад, признав перед всеми собственную трусость, – другое. Особенно когда помимо такого таланта боги отвесили тебе такого гонору. – Слова звучали абсолютно равнодушно, без намёка на оскорбление. – Учитывая, что призыв Жнеца был едва ли не последним способом удержать на голове лиоры Тибель падающую корону…

Сучка, без всяких угрызений совести выругалась Ева про себя. Играть на слабостях, прекрасно тебе известных, отрезать все пути отступления, заставлять родного племянника рисковать жизнью, чтобы ты могла усидеть на троне… Любящая тётушка, ничего не скажешь.

Учитывая события последних недель, они с Гербертом давно не поднимали тему ритуала. Ева даже подзабыла о нём, если честно.

А может, просто надеялась, что это Герберт о нём подзабыл.

– Тогда логичнее было бы объявить это во всеуслышание, разве нет?

– Вряд ли наследнику это понравилось бы. Вот украдкой пустить слух, который вполне могла пустить и не она, – другое дело. – Лицо, рубленый профиль которого даже Еве внушал нечто вроде суеверного уважения, чуть повернулось в её сторону. – О ритуале знал кое-кто ещё, кроме королевы и её племянников… Правда, он не особо любил болтать с придворными сплетниками.

Понять, о ком речь, было нетрудно.

…забавно. Кажется, Кейлус говорил, что в бреду Ева приглашала его на танец, и о том, что он не преминет воспользоваться этим на ближайшем балу; и вот он, бал, и будь Кейлус здесь, он наверняка наблюдал бы за их спектаклем из первого ряда с усмешкой, за которой лишь Ева считала бы истинный смысл…

Думать о Кейлусе Еве хотелось ещё меньше, чем о самоубийственной затее Герберта, так что она старательно уставилась на витраж напротив.

– Не припомню в житии Берндетта такого эпизода, – сказала она. На картине, сложенной холодными стекляшками, коленопреклонённый двойник Миракла – в белом, как везде – держал на руках юношу в чёрном.

Судя по общему сходству витража со скорбящей Мадонной Микеланджело и крови, пятнающей мантию основателя династии и одежду незнакомца, объятия были отнюдь не любовными.

– Странно, юные особы его обожают… Ай, да, вы ж в нашей стране чужая. С вашей дрессировкой и забыть немудрено. – Укол Ева решила простить: хотя бы за то, что Дэйлион великодушно повёлся на её неловкий перевод темы. – Это Гансер. Ближайший сподвижник и лучший друг старины Берндетта. Университеты тогда ещё не построили, так что они учились у одного учителя. По старинке.

– Он умер?

– В точку.

– Почему?

– Берндетт убил его.

Ева потрясённо воззрилась на линии, складывавшие печальное лицо Берндетта Тибеля, и облако золотых осколков, обрамлявших лик мёртвого юноши.

Об этом Эльен ей и правда не рассказывал. В Евину «школьную программу» краткая биография Берндетта, конечно, входила, но призрак считал, что период после ритуала куда важнее того, что ему предшествовало.

До этого момента Ева была с ним солидарна.

– Они вроде как вместе работали над ритуалом, – продолжил Дэйлион. – Тем самым. Выводили правильную формулу, подбирали руны, чем там ещё маги занимаются… И они были не одни, им аж семь приятелей помогали. Все в процессе умерли. Или спятили. Сами понимаете, работёнка была почти непосильная, выматывала тело и разум. Вот и Гансер в один прекрасный момент сошёл с ума и набросился на Берндетта, а тот совершенно случайно заколол своего дружка ритуальным кинжалом. – Убийца достал из кармана портсигар. – Ужасно грустная история.

Скепсисом, звучавшим в этом заключении, можно было отравиться.

Как ни странно, Ева его разделяла.

– Берндетт ведь был магом, – сказала Ева, пока её собеседник зажигал «вечную спичку», бесцеремонно чиркнув ею по гранитному подоконнику под витражом. – Неужели он не мог нейтрализовать этого Гансера какими-то чарами? Вместо того, чтобы тыкать в него ножом?

Подпаливая сигару, Дэйлион усмехнулся:

– Моя дочурка, когда услышала эту историю, подобными вопросами не задавалась, а сразу захлюпала носом.

– Я читала слишком много детективов, чтобы просто хлюпать носом.

То ли в этом мире тоже писали детективы, то ли магический переводчик нашел слову достойный аналог, но улыбка, скользнувшая по лицу убийцы, была почти довольной.