– А всё-таки, – не оборачиваясь, проговорила Ева, – чисто теоретически… Если Берндетт хотел устранить конкурента, зачем было делать это кинжалом?
Краем глаза она видела, как Дэйлион подносит недокуренную сигару к губам. Не дождавшись ответа, повернула голову.
Лицо собеседника окутывала дымка, сглаживающая прорези морщин вокруг рта, и на этом лице она прочла поощрение.
– Маги располагают другими способами убийства. Куда менее заметными, – продолжила Ева, подстёгнутая выражением его глаз. – Не будь на теле Гансера ран, можно было бы сказать, что он умер, пытаясь призвать Жнеца. Подтвердило бы могущество и исключительность Берндетта, раз уж призыв удался.
– Берндетт утверждал, что когда Жнец нисходит в своего Избранника, то дарует ему неуязвимость. Лишь на время ритуала, но тем не менее. – Кончик сигары, которую Дэйлион насмешливо жевал уголком рта, выписывал в воздухе серые вензеля. – Бога, сами понимаете, убить не так просто. Ни магией, ни сталью его не взять. Даже в человеческом воплощении.
– Вам виднее.
– Однако если б я… чисто теоретически, само собой… вдруг решился напасть на Избранника в момент ритуала…
– Вы и об этом задумывались?
– Любопытная была бы задачка, только и всего. Не каждый имеет возможность прикончить бога. К счастью тир Гербеуэрта, я прагматик, а не фанатик. – Склонившись над прудом, убийца ввинтил сигару в бортик, расцвечивая тёмный гранит пепельным пятном. – Так вот вздумай я напасть на Избранника в момент ритуала, я бы сделал ставку на магическое оружие. Не на Дар – на заговоренную сталь. Не из нашего мира.
– А у Берндетта…
– Кинжал ему ковали гномы. Теперь он хранится в храме Жнеца, что воздвигли рядом с местом, где Берндетт совершил призыв. Великая реликвия, как-никак.
Ева вспомнила о Люче, ждущей чего-то в её постели. Ощутила тот же холод, что изморозью сковал душу после свидания с гномом.
…нет, они определённо слишком долго не говорили с Гербертом о ритуале. И о многом другом.
Хорошо, что ещё не поздно.
Глава 18
Lamentoso[24]
– Держалась молодцом, – сказала Мирана Тибель, когда в конце бесконечно долгого вечера они с Евой наконец остались вдвоём.
В гостиной дома, где мать Миракла провела своё девичество и куда вернулась после смерти мужа, было тихо и тепло. Комната поразительно напоминала свою хозяйку – в светлых тонах, строгая, но приветливая. Аскетизм обстановки разбавляли уютные мелочи вроде сухих цветов в пёстрой вазе и плетёного коврика у камина, на котором сейчас мирно сопел маленький дракончик.
– Спасибо, – серьёзно поблагодарила Ева.
– Я думала, будет хуже.
Ева не обиделась на небрежную усталость в голосе. За время, проведённое в этом доме, она уже успела понять: редкая скупая похвала Мираны Тибель стоит тысячи комплиментов придворных льстецов. К тому же, в отличие от них, Мирана Тибель знала всю подноготную «невестки».
Поводов проникаться к Еве пламенным восхищением или горячей любовью у неё не было.
– Я старалась, – сказала Ева с той же серьёзностью.
Дракончик зевнул. Положив морду на лапы, лениво приоткрыл глаза, косясь на двух женщин, сидящих в креслах чуть поодаль от него; под травянистыми веками блеснуло абрикосовое золото солнечных радужек.
– Хотела бы я, чтобы всё это скорее кончилось. – Мирана взяла с высокого столика чашку с фейром. Тени под её глазами – сейчас, когда госпожа полковник смыла косметику, их было отчётливо видно – почти спорили оттенком с сизым вечером за индевеющим окном. – Но не могу отделаться от мысли, что ничего не кончится, пока Айрес дышит.
Нагнувшись, Ева погладила дракончика по тёплому кожистому загривку. Он лишь вчера перестал прятаться под диванами и избегать их общества: до того охотно ластился только к Мираклу, из-за чего Ева регулярно шутила про молодого отца-одиночку.
– Вы ведь тоже не верите, что она могла сдаться так просто?
– Конечно нет. Сам факт её отказа от отречения это подтверждает. – Мирана сдержанно пригубила фейр. – Но змея, которой вырвали зубы, кусаться не может.
– Не вырвали, – напомнила Ева негромко. – Скорее, забинтовали.
Если уж Мирану Тибель, отвечавшую за охрану свергнутой королевы, не успокаивал тот факт, что Айрес сидит в блокирующих браслетах под домашним арестом – значит, у Евиных нехороших предчувствий были вполне законные основания. А это странным образом обнадёживало.
Знание, откуда ждать угрозы, увеличивало шансы благополучно её избежать.
– Пока я жива, она не снимет эти наручники, – сказала Мирана. – И не перекинется словечком ни с кем, кто мог бы ей помочь… с чем бы то ни было.
– В нашем мире монархов, которые отказывались отрекаться, высылали из страны.
– Чтобы за границей, где некому их остановить, им удобнее было искать себе новых сторонников? – поверх чашки Мирана следила, как Евины пальцы почёсывают млеющего дракончика под подбородком. – Здесь я хотя бы могу обеспечить, чтобы она и на милю не приблизилась к трону.