Opus 2

– А, значит, если в другой раз я решу воспользоваться для этих целей твоей кроватью вместо своего неудобного королевского ложа, ты будешь не против. Учту.

– Можно я сегодня вернусь с тобой в замок? – выпрямившись, спросила Ева; глаза её сияли. – Эльен будет рад.

Раз в три-четыре дня она принимала ванны в своей прежней обители, но всё равно скучала по замку Рейолей и милому призраку, с которым теперь почти не виделась: Герберт забирал её для процедуры под покровом ночи и возвращал до рассвета. В тайну немёртвой Избранной не посвятили никого, кроме нескольких избранных лиц, и истинное положение вещей скрывалось даже от слуг. Ева честно перебралась в новый дом, роль её горничной играла Мирана (иначе при облачении дорогой гостьи в непривычные платья служанок ждал бы сюрприз), а подносы с едой из уважения к её вере приносили в комнату после захода солнца, где гостья исправно аннигилировала провизию специально разученным заклятием.

– Не в первую ночь после счастливого события. Сегодня скомпрометировать тебя перед случайными свидетелями было бы особенно неуместно. К тому же у меня есть дела. – Герберт покосился на брата. – Тебе, полагаю, теперь придётся ночевать не в отцовском доме, а в тётушкином?

– Теперь он мой. И, к слову, моей прелестной невесте рано или поздно предстоит тоже перебраться во дворец.

Обернувшись, одним движением брови Ева выразила всё, что думает по этому поводу.

– Да, предстоит. В твоём мире, кажется, это не слишком одобряют, но у нас поощряется, если молодые люди до брака опробуют… свою совместимость. Во всех планах. – Под её взглядом Мирк неловко развёл руками: сейчас он мало походил на солнцеликого короля, с которым они танцевали тильбейт. – Естественно, об этом речь не идёт, но спать в одной постели… рано или поздно… придётся. Иначе пойдут слухи.

В шуточки Мэта разом добавилась только доля шуточки.

– Когда до этого дойдёт, тогда и поговорим, – сказала Ева.

Похолодание в воздухе она ощутила ещё прежде, чем вновь увидела лицо Герберта: наверное, если б некромант сейчас посмотрел в окно, иней расцвёл бы не только на стекле, но и на шёлковых обоях вокруг рамы.

Не смотри на меня так, хотелось сказать ей. Ты знал, на что идёшь. Ты знаешь, что это фальшь, фокус, не более.

Она не просила и не собиралась просить прощения за всё, что ему пришлось видеть сегодня. Что придётся видеть ближайшие месяцы. Они все знали, на что идут. Но она с самого начала понимала, что из них троих Герберт – тот, для кого этот спектакль окажется самым мучительным. Ей, в сущности, игра в чужую невесту не доставляла особого дискомфорта: просто потому, что не вызывала ни малейшего эмоционального отклика, кроме ощущения бесконечной неловкости за то, что Мирку приходится целовать труп, и не по собственному желанию.

Ладно, по собственному – и не совсем труп.

– Я бы с радостью никогда не поднимал эту тему, раз это настолько портит вам настроение, – молвил Миракл, – но по некоторым причинам это будет несколько проблемати… эй, плюнь! Да что с тобой делать! Плохой дракон!

Часом позже, запершись в гостевой спальне, Ева сидела на полу, чертя руны над очередным подносом с недоступным ей ужином.

– Спать с законным женихом ты не собираешься, я понял. О, женское коварство. – Она почти видела, как за гранью видимого Мэт иронично кривит ту иллюзорную маску, что заменяла ему лицо. – Предложи хоть малышу. Поцелуй тебя, конечно, не оживил, но вдруг всё дело в том, что поцелуя недостаточно.

– Не знала, что ты у нас веришь в сказки, – когда поджаристый бифштекс начал рассыпаться пеплом, сказала Ева.

– Выборочно. Поцелуй истинной любви – бред для маленьких девочек. Активные телодвижения, заставляющие кусок отравленного яблочка вылететь из горлышка Белоснежки, у которой губы совсем не случайно красны, как кровь, – по мне выглядит вполне правдоподобно.

– Меня никто не травил, если ты забыл.

– Попробовать стоит. Других альтернатив у тебя всё равно нет.

– Появятся.

Ева смотрела, как обращаются в пыль мясо и гарнир из синего горошка, фрукты, сладкое, хлеб. В другое время ей стало бы грустно: потому, что она не может их попробовать, или потому, что она уничтожает трапезу, которая могла бы спасти пару нищих, замерзающих где-то в зимней ночи за пределами её уютного прибежища.

Сейчас у неё и без того хватало поводов для грусти.

– Ты надеешься на это с первого дня в Керфи. Пока не появились.

– Просто Герберту было немного не до того. И есть.

– Ты правда думаешь, что он сидит без дела всё время, пока ты здесь играешь в почти коронованную особу?

Ева промолчала.

Ей не хотелось думать об этом. Даже задуматься о том, что она может навсегда остаться такой, как сейчас, значило упасть в печальную бездну, сравнимую с той, куда она погрузилась в казематах Кмитсвера. За этим, чего доброго, ещё последовали бы мысли о доме, а они точно пришлись бы некстати. Проблемы нужно решать по мере их поступления.

Но не думать она не могла. Особенно с подначки того, кто если и щадил её, то весьма выборочно.