Opus 2

– В последнее время всё чаще кажется, что целую жизнь. – Высунувшись из-за спинки трона, Снежана утащила из-под носа у Повелителя дроу имбирного скелетика. – А тот мир был просто странным сном.

Альянэл снисходительно следил, как девичья ладонь тянется к подносу с традиционными праздничными сладостями: сахарными черепами, пряничными гробиками и надгробиями, горячим вином с молоком и пряностями, белым, как крылья Жнеца, примешивавшим к морозной свежести нотки цветов и специй. Сласти лежали на столике у каждого из четырёх тронов, размещённых на помосте для почётных гостей; позади свите подготовили и кресла, и угощение, но Лод и Снежана предпочли занять стоячие места в первом ряду.

По многим причинам.

Без лишних сантиментов откусив от печенья кусок с глазурным черепом, девушка, в этом мире звавшаяся Белой Ведьмой, а в том, что стремительно оставался позади, – просто Снежкой, задумчиво оглядела площадь.

Храмы выстроили в том порядке, в каком керфианцы чествовали богов в течение года, и над входом каждого следила за людским весельем статуя того, кому жгли свечи и возносили молитвы внутри. Первый – Творец Изначальный: создатель всего и вся, крылатый и юный, единственный, кого отлили из золота в тон отделке его обители. В начале круга ждали Великая Мать, приводящая души в этот мир и опекающая в детстве, и Великий Садовод, хранящий людей в их весну, каждый год пробуждающий природу от зимнего сна. В конце – Великий Мудрец, которому молились старики и учёные мужи, и Великий Жнец: могущественнейший из сынов Творца, прятавший бесстрастный лик под капюшоном, с острыми крыльями, словно отлитыми из гнутых лезвий ненужных кос. Бог смерти и жизни, приводящей к ней.

Бог, которого сегодня они могут увидеть.

Доедая печенье, тонкое и хрустящее, как корочка льда на осенних лужах, Снежка одарила трибуну в центре площади прицельным скепсисом долгого взгляда.

Место, где когда-то Берндетт Тибель первый (и пока единственный) раз призвал бога, являло собой круглую площадку с невысоким ограждением из серого гранита. Очень похожую на Лобное место, хорошо знакомое всем уроженцам златоглавого города на семи холмах. Даже ступенек, по которым на помост в зависимости от обстоятельств поднимались жрецы, короли и некроманты, было тоже одиннадцать, по числу богов и их отца. Сейчас на ступеньках разместились музыканты, заботливо прикрытые чарами Хитаскира: лишь терморегуляция могла позволить им сидеть на камнях и терзать струны, не рискуя отморозить не только руки без перчаток. Эти же чары укрывали деревянный помост, где восседали риджийские короли, и другой помост – каменный, разместившийся меж храмами Жнеца и Творца. На нём обычно выслушивали свой приговор преступники слишком важные, чтобы от них можно было тихо избавиться в тюремных казематах. Иные сходили с него живыми, дабы отправиться туда, где они доставят неприятности разве что камням на рудниках; иные оставляли на нём жизни – и кровь, в те времена, когда казни свершались не магией.

Учитывая количество гвардейцев, дежуривших вокруг, и одинокое кресло, поставленное посредине, Снежка догадывалась, что за преступница появится на эшафоте сегодня. И едва ли для казни.

– Им пора возвращаться, – молвил Альянэл, щуря глаза на последние лучи солнца. Оно давно скрылось за домами, клонясь к горизонту, но даже этот неяркий свет мог ранить дроу, привыкших к вечной ночи. – Закат скоро.

Пояснять, о ком он, не требовалось. Троны по обе стороны от Повелителя дроу пустовали: лишь Советник лепреконов ёрзал на бархатной подушке, не особо уютно чувствуя себя на королевском сиденье со спинкой в два его роста. Поставить стул поменьше керфианцы наверняка побоялись из боязни оскорбить.

– Короля Миракла ещё нет, – справедливо напомнил Лод, взглядом указав на пустующий балкон храма Жнеца. – Его… спутницы и виновника торжества тоже. Без них не начнут.

Судя по тому, с каким лицом Альянэл следил за иными из тех, кто танцевал сейчас на площади, его едва ли это успокоило.

Праздник в честь Жнеца Милосердного начался с рассветом и теперь был в разгаре. В обычные дни кульминацией стала бы молитва и проповедь Верховного Жреца, после которой гуляния продолжались до рассвета, знаменующего новый год: завтра на этой площади будут чествовать уже Творца. Сегодня после молитвы им предстояло наблюдать божественный призыв; а пока люди, дроу и эльфы лакомились сластями, смотрели на кукольников, разыгрывающих комические истории из жизни Берндетта, и танцевали вокруг помоста, игнорируя стражников. В этот день слуги плясали с господами, аристократы с простолюдинами – пред Жнецом все становились равны, ведь тому не было дела до титулов и благородства крови. Плясали даже скелеты, которых прихватили на праздник хозяева или привели жрецы-некроманты. По традиции. Иные друг с дружкой, на потеху публике, иные с живыми, если находились охотники и охотницы. Одна, к примеру, сейчас кружила в объятиях гвардейца, усопшего где-то век назад – к празднику того принарядили в новенький мундир его полка, благополучно дожившего до правления Миракла тирин Ти – беля.