Она плакала и сейчас, глядя, как Уэрт замыкает круг, чтобы встать в центр; плакала, как научилась уже давно – без дрожащих губ, без жалобной гримасы, тихими незаметными слезами, тающими в уголках глаз.
Сотню раз виденным жестом перекинув нож из правой кисти в левую, Уэрт провёл лезвием по ладони. Кровь окропила серебряное лезвие, белые руны, белые одежды – совсем чуть-чуть.
Когда ритуальный рисунок активировался, засияв ярче, и мальчик в круге раскинул руки, чтобы заклятием призыва вознести Жнецу свою последнюю молитву, Айрес запоздало поняла: теперь она точно не сможет сказать ему «прощай».
Наверное, когда Ева подлетела к площади, без магии ноги её сбились бы в кровь – алую, как выстлавшие её дорогу маковые лепестки. Часть пути она пыталась преодолеть прыжками, активировав левитацию, но сознание, занятое чем угодно, кроме концентрации на полёте, тянуло её к земле, а счастливых мыслей Ева сейчас в нём не отыскала бы при всём желании.
Наверное, в другое время она бы полюбовалась по пути столь дивным зрелищем, как абсолютно пустые улицы. Ни души не было ни на дворцовой площади, ни на широком проспекте, с которого ей пришлось свернуть на улочку поменьше. Даже лавки заперли до завершения ритуала. Это после жители и гости столицы разбредутся кто куда, чтобы веселиться и гулять до утра, а лавочников ждёт отличный заработок, но сейчас лавочникам самим хотелось увидеть то легендарное зрелище, что Ева так спешила отменить.
Наверное, встреться ей на этих улицах хоть кто-то, она не преминула бы спросить, не маг ли он. Даже если её не могли перенести прямо на трибуну, сэкономить пару бесценных минут уже было неплохо – хотя не факт, что она не потратила бы больше на расспросы и объяснения. Она надеялась, что Эльен сможет добраться быстрее, но всё оказалось не так просто: летать местные призраки не умели, оставаясь привязанными к памяти о том, как перемещались при жизни, да и срезать путь, проходя сквозь здания, в столице не представлялось возможным. Дома с привидениями для керфианцев были обыденным явлением, но чужих призраков они не жаловали; так что на большей части домов в центре города лежали чары, благодаря которым хозяева могли не беспокоиться о непрошеных привидениях. Когда живёшь в непосредственной близости от королевского дворца, ты можешь себе это позволить.
Всё это ей путано, зачем-то в подробностях рассказывал Эльен, опережавший её меньше чем на полшага. Дневник так и оставался у него в руках – отбирать его Ева не порывалась. Не до того сейчас было.
Пять минут – много или нет?..
Зрители толпились уже на подходе: там, где улица лишь приближалась к храмам, где нельзя было бы увидеть ничего, кроме ослепительной белой вспышки, которую восторженно описывали летописцы – вспышки, сопровождавшей нисхождение Жнеца, гаснущей лишь в миг, когда он оставляет Избранника. Конечно, керфианцы видели её только раз, но этого хватило, чтобы теперь все тянули шеи, надеясь узреть отблеск божественного света и крыльев за Его спиной.
Ева не стала кричать, чтобы они бежали. Просто принялась проталкиваться сквозь толпу – в ярости, что улица привела её не к Храму Жнеца, откуда легко было бы докричаться до Мирка, а к Храму Садовода ровно на противоположной стороне.
Если она успеет, бежать не будет нужды. Если не успеет – бежать будет бессмысленно.
– Дорогу! – закричал Эльен, каким-то чудом лавируя между зеваками разной степени знатности и разнаряженности, не теряя дневника; частичная материальность облегчала дело. Позже Ева думала, что стоило отобрать у него дневник и послать вперёд, чтобы он мог пройти сквозь толпу, но то было позже – и не факт, что помогло бы. – Дорогу королеве!
Глашатай из призрака вышел не хуже учителя и дворецкого. Даже в этот миг люди оборачивались – и расступались, толкая недовольных соседей, провожая удивлёнными взглядами Избранную, отчаянно рвущуюся к помосту.
– Герберт!
Она уже видела его, раскинувшего руки среди сияющих отблесков рунного плетения.
– Герберт, стой!
Её крик утонул в закате – несмотря на тишину, повисшую между кольцом из храмов. На неё оглянулись иные из зрителей, и только. Слишком много людей. Слишком большая площадь. Слишком много пространства между ней и трибуной, которое требовалось преодолеть. Руки… заклятие, он читает заклятие – и уже не сможет её услышать, ведь гексаграмма Берндетта –
Строки из дневника ехидно прыгали перед глазами, пока Ева доставала смычок.