Ева села. Посмотрела на скелеты вокруг, не думавшие танцевать.
Посмотрела перед собой: туда, где на трибуне, от которой её отшвырнуло первой волной силы, умертвившей половину людей, чествовавших на площади Жнеца Милосердного, угадывался сгусток крылатого света.
Свет шептал её имя.
…у реальности и забытья, куда Ева провалилась, когда её швырнуло наземь, был общий цвет. Поэтому она не понимала, на что смотрит: на кошмар, который никак не мог стать явью, или явь, обернувшуюся кошмаром.
Она не могла не успеть. Не могла не остановить. Не могла допустить, чтобы случившееся случилось.
Не могла.
– …лиоретта!
Зов того, кто был не живым, но определённо менее мёртвым, чем все вокруг, Ева расслышала не сразу.
– Я боялся, что вас… что вы… что вы тоже.
Большего Эльен, упавший на колени рядом, сказать не смог.
Большего и не требовалось.
– Мёртвая Молитва убивает только живых, – произнесла Ева глухо. – Мы к ним не относимся.
Происходящее она осознавала отстранённо, точно зритель в кино. Хотя и в кино у неё порой было чувство большей причастности, когда она верила тому, что происходило на экране.
В то, что происходило сейчас, она не верила. Не до конца.
– Мы… – Эльен всё ещё держал дневник, – мы должны рассказать.
Ева посмотрела мимо трибуны: туда, где сквозь море света, за границей купола угадывались очертания Храма Жнеца, у подножия которого за происходящим следила королева Керфи, так предусмотрительно не отрёкшаяся от своей власти.
Значит, у Айрес всё получилось.
– А Герберт?
Её голос тоже звучал едва ли громче, чем шорох листвы. Немногим громче, чем потусторонний зов, отступивший, но всё ещё шелестевший подголосками в полифонии смерти, певшей сегодня на площади Одиннадцати богов.
– Придумаем что-нибудь.
Молчание, предшествовавшее ответу, было долгим. Непозволительно долгим.
Они оба читали, что Берндетт сделал – вынужден был сделать – с единственным Избранником Жнеца, удостоившимся чести стать Его сосудом. Единственным… до этого дня.
То, куда в конечном счёте ведёт её путь, поприветствовавший иномирную гостью стрелой королевы в осеннем лесу, Ева поняла на удивление просто. Может, потому что в глубине души поняла это уже давно: в тот самый момент, когда увидела витражи в королевском дворце и услышала запечатлённую на них историю от величайшего убийцы Керфи. Или в тот, когда кузнец из Потусторонья так великодушно вернул ей клинок своей работы – зачарованную сталь, подобную той, что вонзилась в сердце Гансера почти четыреста лет назад.
– Люче, – сказала она.
Кожаная рукоять знакомо и уютно легла в ладонь.
Обнажив золотистое лезвие, она бросила ножны наземь – на васильковую мантию, недавно лежавшую на плечах юного колдуна или колдуньи, а теперь скрывавшую только кости, – и встала одновременно с призраком. Тот непонимающе смотрел на рапиру в ее руке.
– Шкатулка заколдована так, чтобы открыть её мог лишь законный король и его наследник. Мэт сказал мне. Люди должны узнать. – Она кивнула вперёд, мимо трибуны, туда, где живые ждали и заслуживали правды. – Идите, Эльен. Расскажите всё. Я позабочусь о нём.
Эльен встал на её пути прежде, чем она сделала хотя бы шаг.
Даже сейчас, даже когда его противником оказалась она, верный слуга Рейолей возобладал в нём над всем остальным.
– Лиоретта, вы не можете… я не могу позволить вам просто убить его. Я верю, есть возможность…
– Я не собираюсь его убивать. Только вызволить из ловушки. – Её пальцы сжались крепче, греясь о кожу, ещё хранившую тепло дома Мираны Тибель. – В этом мире смерть – не всегда точка. Вам ли не знать.
Сейчас смысл пророчества Лоурэн казался таким простым, таким до боли очевидным. Хотя Ева не была уверена, понимает ли это Эльен.
Зелёные глаза, расширившиеся в болезненном прозрении, подсказали ей ответ.
– Нет, – сказал призрак.
– Вы сами пели мне эти баллады. Слова я помню.
– Это не может быть единственным решением.
– Если оно и есть, у нас нет времени его искать. – Ева мягко толкнула его в грудь. – Идите.
Он не стал обнимать её на прощание. Как и прощаться. Просто посмотрел долгим взглядом, прежде чем отвернуться и побежать прочь. Может, думал: он успеет сделать что-нибудь раньше, чем она воплотит задуманное. Или что она не сумеет. В конце концов, ей требовалось приблизиться к тому, кто убивал всё вокруг, отделённому от неё стеной магии и рун.
Но, делая первый шаг к трибуне, Ева знала: только так всё и может закончиться.