Opus 2

Фигуру того, кто стоял в центре гексаграммы, не было видно даже отсюда. Всё заслоняло белое сияние, которым полыхали границы круга, судорожно пытавшиеся удержать внутри чудовищную силу, пойманную в капкан из крови, заклятий и рун. Лишь крылья – огромные, размашистые, шире не только круга, но и трибуны – теперь можно было разглядеть отчётливо до рези в глазах.

Наверное, если б Ева могла чувствовать хоть что-то, она бы и правда её ощутила.

Тихий внезапный смешок раскатился в ушах одновременно с тем, как Ева встала на первую ступеньку, перешагнув через разбитые, выпавшие из рук музыкантов скрипки, лютни, флейты.

– Спасибо за веселье, златовласка. – Она никогда не думала, что голос Мэта может звучать умиротворённо – в тон тому, что мерцало в её душе. – Занятное у нас вышло шоу. Заканчивай его, как считаешь нужным.

Ева снова улыбнулась. Несмотря на всё плохое и хорошее, что ей сделали; а может, благодаря этому, ведь хорошее всё-таки было.

Если бы не Мэт, её – единственной, кому под силу пройти сквозь смертоносный свет, чтобы закончить эту историю совсем не так грустно, как она могла бы закончиться, – сейчас бы здесь не было. Как и Люче в её руках.

– Досмотришь конец из Межгранья, – сказала она, поднимаясь навстречу финалу. – Думаю, там тебя уже заждались.

– Не могу сказать, что соскучился по товарищам.

– Прощай, Мэт.

– Если что, я всегда за то, что шоу должно продолжаться, но…

– Вон. Из моей. Головы.

Когда Евины босые ноги коснулись расколотого мрамора наверху, она не слышала ничего, кроме шёпота света, твердившего: она сполна заслужила всё, что сейчас произойдёт.

Жизнь за жизнь. Её – за жизни всех людей, драконов и глупых мальчишек, которых она не смогла уберечь. Герберта. Лёшки. Гертруды. Тима, Юми, Кейлуса, лелеявшего в душе обиженного ребёнка, которому так и не дали вырасти.

За всю красоту, что она не сумела спасти от мира.

Ева чувствовала, как зрачки её впитывают белизну, выжигавшую все сожаления.

Я хотела вернуться, Дин, подумала она, прежде чем шагнуть за сияющую границу. Правда хотела.

Надеюсь, ты поможешь маме бросить курить.

* * *

– Дневник Берндетта, – сказал Эльен, пока сотни глаз вглядывались в книгу, что призрак держал над головой. – Который хранился в королевской сокровищнице, в шкатулке, что может открыть лишь законный король. Который ты хранила. Всё это время. Все эти годы.

Лицо Айрес осталось спокойным и уместно скорбным:

– Вижу эту вещь впервые в жизни.

– Берндетт никогда не призывал Жнеца! – чтобы перебить ропот, всколыхнувшийся над толпой после подобного кощунства, Эльену пришлось почти кричать. – То, что все тогда узрели на площади, было представлением, спектаклем, вдохновившим керфианцев пойти за ним, объединиться, сбросить путы! Он видел призыв своими глазами, он сумел воспроизвести его досконально, сплести иллюзию столь блестящую, чтобы ни у кого не осталось сомнений – Жнец действительно снизошёл в тело смертного у них на глазах! Он прочёл Мёртвую Молитву, и даже следившие за ритуалом магическим зрением увидели его окружённым невероятной, несомненно божественной силой… Да только гексаграмма, которую он чертил, могла удержать внутри силу, дарованную ему богом, но не силу самого бога.

Многие в этот момент смотрели на призрака, на вещь, которую он держал в руках. Но Мирана смотрела на Айрес – только на неё.

Свергнутая королева владела собой лучше, чем кто-либо из живущих, но от Мираны не укрылось, как перед следующим ответом пальцы её чуть дрогнули: точно в мыслях их обладательница смыкала руки на чьём-то призрачном горле.

– Эльен, у нас нет времени на безумные теории. – Не опуская рук, Айрес чинно шагнула на лестницу, чудом не путаясь в длинной юбке, подобрать которую у неё не было возможности. – Твой господин нуждается в помощи, и я…

– Берндетт пытался совершить призыв. Но его держало на этой земле слишком многое, а Жнеца может призвать лишь тот, кто ради столь высокой цели готов преступить через всё! Его соратники тоже пытались – и умирали, или сходили с ума, или попытки их оставались безуспешными… Пока Гансер, вернейший его друг, талантливейший сподвижник, не предложил внести в заклятие ещё одно изменение. – Призрак открыл книгу с резкостью, не совсем дозволенной при обращении с таким раритетом, как утраченный дневник самой знаковой фигуры в истории Керфи. – Он предположил, что в одиночку с призывом не справиться ни одному смертному. Ты умираешь, если тебе не хватает на это сил, или разум твой не выдерживает прежде, чем ритуал доводится до конца… Но если создать нерушимую ментальную связь между двумя, связь, подобную той, что соединяет некроманта с его слугой… если эта связь будет до последнего держать призывающего в этом мире, ритуал сработает – и прежде, чем совершить свою попытку, Гансер принёс Берндетту клятву вассала.

Позже Мирана не раз думала: в тот миг Айрес отдала бы всё, чтобы тоже быть Избранницей Жнеца. Только им дана власть упокоить мёртвых – или хотя бы заставить их замолчать.