Opus 2

Невидимая струна расшвыряла впереди стоящих, заставив тех повалиться на соседей. Скелет, попавшийся на её пути, от удара рассыпался, беспомощно запрыгав косточками по утоптанному снегу. Возмущённые крики кругами разошлись по людскому потоку, но Ева продиралась вперёд, взрезая воздух волшебным хлыстом. Трибуна, нужно дойти до трибуны, подняться наверх – Герберт увидит её и поймёт всё без слов, и остановится, и…

Первыми её заметили гвардейцы, охранявшие риджийцев – их помост оказался аккурат между Евой и трибуной. По лицам людей Мираны Ева поняла, что те решительно не знают, как относиться к её выходке: будущей королеве дозволялось, конечно, больше других, но не настолько. Вторыми – риджийцы: они сидели к Еве спиной, укрытые магическим куполом, но крики не могли остаться для них незамеченными. Почётные гости стали оборачиваться, когда Ева уже приблизилась и активировала левитацию, пытаясь перемахнуть через помост сразу на трибуну.

Почти получилось.

Ева не знала, как был устроен этот защитный купол, но она сквозь него провалилась вполне успешно. Упав прямо перед троном Повелителя дроу, торопливо откатилась к краю помоста: Дети Луны ощетинились клинками ещё в момент её прыжка. Вскочив, на миг встретилась с синими глазами Снежаны – Белая Ведьма следила за ней без удивления, лишь с сосредоточенным прищуром.

– Это ловушка! – всё-таки выпалила Ева, прежде чем прыгнуть, – уже с помоста, уже видя лицо Герберта, запрокинутое к небу, омытое плеском колдовского сияния. Секунды, считаные секунды…

…эти секунды – несколько мгновений полёта над небольшой прослойкой зрителей, отделявшей риджийцев от трибуны, над ошарашенными жрецами и лестницей в одиннадцать ступеней до гранитного ограждения – так и остались самыми долгими в её нежизни.

Что-то сверкнуло за спиной. Кто-то закричал: ещё громче, чем кричали от Евиного шествия. Мрамор под ногами Герберта, заклинавшего небеса с закрытыми глазами, треснул с отвратительным звуком разбивающихся надежд.

Гексаграмма вспыхнула светом острее, чем клинки дроу.

Прежде чем её отшвырнуло от трибуны, коснуться которой Ева так и не успела, прежде чем мир затопило сияние, от которого не было спасения, прежде чем Ева поняла, что всё-таки опоздала, – она увидела белые крылья, взвившиеся за спиной Избранного тем, к кому Герберт так стремился.

И стал свет.

* * *

Первая волна была прозрачной, как ветер, сбившей с ног всех, кто ещё стоял.

Вторая – медленный, тягучий, как патока, свет, хорошо знакомый тем, кто хоть раз видел в действии Мёртвую Молитву – лавиной катилась по площади, пока не упёрлась в незримую преграду, повиснув над трибуной и брусчаткой туманным ку – полом.

О том, что случилось после, каждый из видевших рассказывал разное. Но крики ужаса, раздавшиеся, когда люди на площади поняли, что скрывает сияние, описывали примерно одними словами.

Первыми кости увидели те, кто поднял головы у самой границы купола. Потом и остальные, встревоженные воплями, осознали: пульсирующий свет, клубившийся в воздухе, белым прибоем ласкает скелеты в праздничных одеждах, усыпавшие всю брусчатку от трибуны до места, где неведомое чудо остановило ползущую по площади смерть.

У эшафота Мирана Тибель встала на ноги. Дауд Дэйлион прижал к себе дочь. Аларена Дэйлион широко открытыми глазами смотрела на фигуру, сиявшую в центре площади снежной звездой: её очертания терялись в густом сиянии – оно клубилось в воздухе перламутровыми разводами, словно тающее в воде молоко, – но крылья виднелись даже отсюда.

Вцепившись в парапет храмового балкона, Мирк, лицо которого цветом почти сравнялось с мрамором, смотрел на площадь, заваленную останками его подданных.

Мёртвая Молитва – сила, что Жнец дарует своим избранникам, – заставляла человека истлеть за минуту. Сила, что сопроводила явление Жнеца в этот мир, за секунды убила сотни, обратив прахом плоть, обточив до костей тех, кто жил и дышал мгновения назад.

Вопрос, что заставило эту силу остановиться, пришёл в головы присутствующих почти одновременно.

Никто после не помнил, кто первым оглянулся на эшафот. Кто первым увидел свергнутую королеву, выпрямившуюся на камне, где проливалась кровь осуждённых, воздевшую в воздух руки, окутанные серебристой дымкой творимых чар.

Кто первым увидел, что руки эти больше не обрамляют блокираторы, осколками блестевшие у её ног.

– Не бойтесь, жители Айдена, – молвила Айрес Тибель, держа защитный купол, отделивший людей снаружи от плещущейся в нём смерти. – Та, от кого вы отреклись, не отреклась от вас.

* * *

Цвет забытья – чёрный. Это Ева, до недавних пор с потерей сознания почти незнакомая, за последний месяц усвоила хорошо.

Цветом этого забытья, на пару минут – или часов, она не знала – погрузившего её в ничто, был белый.

Цветом реальности, куда она вернулась, тоже был белый. Он лежал на брусчатке снегом. Он выглядывал черепами из платьев, ещё хранивших тепло тел, недавно бывших живыми. Он клубился вокруг, тянул за руки, гладил по щекам мертвенным холодом, поющим вечную колыбельную, влекущим вечным покоем.