Opus 2

– Эльен научил меня тильбейту, – в голосе, тянущем слова так прихотливо, что они превращались в странную ломаную мелодию, пробились нотки одновременно мольбы и укора. – Пожалуйста, Герберт… Ты так ни разу и не соизволил.

Непонимание в его взгляде сменила сумрачность, когда он осторожно освободил пальцы из судорожной, болезненной хватки.

– Станцую, – сказал Кейлус мягко, накрывая ладонями её виски. – Конечно.

Ева смотрела на него счастливо и светло, пока тот шептал что-то одними губами. Смотрела, пока поволока в её глазах не расступилась, уступая место осмысленности.

– Надеюсь, я не зря предпочёл этой ночью общество книг по некромантии куда более приятному, – заключил Кейлус, опуская руки.

Проморгавшись, словно после кошмарного сна, Ева отступила на шаг. Пошатнулась, с трудом устояв на непослушных ногах.

Воззрилась на изрезанные платья с ужасом, расцветающим в ширящихся зрачках:

– Это что, правда я?..

Перехватив её кисти, Кейлус коснулся свежих ран на пальцах – неосторожные движения ножницами вкупе с отсутствием отрезвляющей боли оставили на коже кровавую роспись.

– Когда ты только попала сюда, раны затягивались мгновенно, – констатировал он невесело. – Похоже, вместе с магией браслет угнетает твою регенерацию, и со временем всё больше.

Ева почти сонно взирала, как браслет мерцает на её запястье отсроченной смертью.

Ясно. Регенерация была призвана поддерживать её тело в одном неизменном состоянии. Теперь, когда она замедлилась, Ева потихоньку превращалась из почти-живой в почти-мёртвую; а первым, конечно же, начинает страдать мозг. И ясность мыслей.

Может, в других условиях она бы и протянула без целебной ванны дольше, но при сложившихся обстоятельствах…

– Что я делала, пока… была не в себе?

– Пригласила меня на танец. – Кейлус отпустил её, чтобы подобрать ножницы. – На ближайшем балу не премину этим воспользоваться, но предпочту танцевать с дамой, которая помнит, кто я. – Он кивнул на лоскутья, устилавшие пол. – Зачем ты это сделала?

Ева смотрела на отблески волшебных кристаллов и каминного огня в изрезанном шёлке.

– Я думаю… мне казалось, что это бумага. И я пыталась сделать бумажных птиц. Чтобы загадать желание.

Кейлус устремил взгляд на обрывки, узнать в которых птиц мог лишь обладатель очень абстрактного и творческого воображения – куда более абстрактного и творческого, нежели то, которым обладал он.

– И какое желание?

– Наверное, ожить. Или выйти отсюда.

В воцарившемся молчании лишь горящее дерево сплетало треском тёплую песню, отвечая ветру, свистящему за окном.

– Что вы собираетесь делать? – тихо спросила Ева потом.

– Посмотрим, насколько Уэрти умнее меня. Вдруг мои методы окажутся не хуже тех, что использовал он. – В словах Кейлуса звучало куда больше спокойствия, чем читалось в его лице. – Если, конечно, ты не поступишь как благоразумная девочка и не расскажешь, каким образом тебя удерживали в шаге до превращения в настоящее умертвие.

– Даже если расскажу, вряд ли это вам поможет. Я же не знаю, что именно Герберт там намешивал.

– Намешивал? – он не замедлил воспользоваться её промашкой. – Стало быть, речь о питье? Хотя нет, нет, в твоём состоянии… Компрессы? Или ванна?

Ева помолчала. Собрала всю решимость, которая осталась в медленно отчаивающейся душе и тускнеющем сознании.

– Отпустите меня. Если я просто сгнию здесь, я уже никак вам не помогу. И никому не отомщу.

Он отстранённо вертел в руках ножницы, обводя кончиками пальцев прохладное золото цветочных завитков, складывавшихся в ручки.

– Я посылал Юми за тобой, чтобы ты присоединилась к нам в гостиной, – спрятав ножницы в карман жилета, произнёс Кейлус, прежде чем протянуть ей ладонь. – Если хочешь, можем продолжить беседу там, – устало добавил он, когда Ева оставила жест без внимания, не позволяя ему перевести тему. – Перед камином препираться приятнее, чем здесь.

– Здесь тоже есть камин.

– Зато там ты не помешаешь Юми убрать то, что ты сделала.

Находиться в окружении свидетельств собственного безумия Еве и правда не слишком хотелось. Так что она нехотя позволила подхватить себя под руку и отвести в синюю гостиную: идти самой, когда ноги так и норовили подкоситься, оказалось несколько затруднительно.

«Красная королева» спала под бархатной занавесью. На столике виднелась початая бутылка и бокал, на донышке которого блестел напиток, похожий на шампанское. Тим сидел в одном из кресел – с другим бокалом, уже пустым, который при появлении Евы с Кейлусом тут же отставил на стол.

– Всё в порядке? – спросил юноша, глядя на неё с трогательным беспокойством.

– Не совсем, но лучше, чем могло бы быть. – Кейлус подвёл Еву к свободному креслу, чтобы помочь ей сесть. – Нам нужно поговорить. Наедине.

Тот не стал задавать лишних вопросов. Лишь по пути к двери слегка коснулся девичьей руки на подлокотнике, улыбнувшись Еве чистыми светлыми глазами.

Славный он всё-таки мальчик, Тим.

Даже сейчас она не жалела, что тогда позволила ему покинуть замок Рейолей невредимым.