Опустошитель

соглашаться с ним. Она не обладает детской мечтательностью,

и ее книгам не суждена слава, они не подлежат огласке, пусть

и не спят мертвым сном, ее книги — они как женщины. Лежат

на положенных им местам, греют пальцы, они не сопротивля-

ются своей одинокой судьбе, они вбирают желающего целиком,

и отпускают его, чтобы впустить вновь, могут зачинать новую

жизнь или захлопываться, обрывая эту начавшуюся жизнь.

32

Нежность к мертвым

Книги Альбертины, как женщины, спят в своих могилах, и

лишь мнят себя существующими, они часто не выплеснуты

семенем в плодотворные чресла бумаги, они лишь спят и пла-

вают в прострации и предвкушении жизни, они обречены, как

все прочие женщины, на неясность и позорный столб; их мечты

о грехопадении затупились о тонкий хер работников фабрики.

Женщина спускается в прихожую, чтобы рассмотреть обувь

своего мужа. Ей приятно смотреть на его обувь — больше, чем

на него самого. В его обуви (видимо из-за чистоты, из-за ста-

ромодной идеалистичности подошвы и вылизанного языка) все

еще ощущается стремление в будущее, жажда большой дороги;

а в его ногах этого уже нет, только варикоз, только драная

рыжая шерсть. Ботинки хотели бы двигаться и плутать, изу-

чать собой улицы, а ему — нравится возвращаться домой, улы-

баться и целовать свою жену. Ботинки ничтожны, как и он сам,

но в них есть желание преодолеть свою ничтожность: вот крем,

вот губка, а еще мы можем увести тебя на край света, только

направь наш курс… Женщина должна чистить ботинки своего

мужа, если не хочет кормить его обиженное эго. С детства

известно, что в семейной жизни нет выплеска, и все накоплен-

ное не вытекает сквозь поры; поэтому лучше ничего не накап-

ливать, оттого — женщина чистит его ботинки. У Альбертины

есть на то и свои причины. Она преодолевает некий стыд своих

причин, прежде чем начать, а затем берет в руки губку и вы-

давливает крем на носок. Эти ботинки очень хотят будущего,

но у Альбертины будущего нет. Она смазывает их, будто обе-

щая им путешествие, но она знает, что путешествие отмени-

лось. Она дарит туфлям свое обещание, свои улыбки, свои

прикосновения, а туфли льнут к ее ладоням. А потом Альбер-

тина оставляет туфли дожидаться хозяина. Завтрашнего дня,

очередного похода на службу, грязи и скуки. Ничего личного.

Женщина умирает замуж, а затем изображает жизнь. Аль-

бертине смешны эти мнения, ведь женщина никогда не умира-

ет, как и мужчина — мертвое не способно к смерти. Потому ей

кажутся смешными разговоры о том, каким было прошлое

других женщин, а другие женщины так любят делиться этим с

Альбертиной, но в этом нет толка, прошлое отсутствует, мерт-

вое не имеет координат, фантазии — такая же болезнь мертве-

ца, как метастаза — губительное движение внутри материи. Но

женщины любят говорить с Альбертиной, они тайком читают

33

Илья Данишевский

ее книги, в перерывах между туфлями и кухней, и думают,

будто Альбертине интересны их бестолковые мертвости. Они

особо тоскуют в марте, затем в мае, потом наступает пик в

октябре, какие-то циклы, попытка проснуться. Но если ни у

одной не получилось, значит, не получится и у прочих. Но

Альбертина уверяет их в возможности невозможного, и жен-

щины улыбаются. Альбертина не врет, ведь всем известно, что

некоторых хоронят с платиной в ушах, с рубиновой брошкой, а

прочих в рубище, так что есть к чему стремиться. Зачем она

это делает? Это слишком маленький город, чтобы заводить

ссоры. Женщина должна любить прочих женщин, в этом закон

их крохотного потаенного мира, в этом его опора, и Альбертине

следует знать, что нельзя говорить людям правду, потому что

правда отсутствует, ведь даже сам факт отсутствует, и сущест-

вует лишь наше глупое о нем представление. Альбертине их

жалко; когда они держат ее за руку и говорят, ей их жалко, но

когда она здесь, ей противно от их существования; возможно,

ей противно и там, когда они держат ее за руку, но существует

и эта жалость, которая — отказ психики становиться виновной

в разрушении этой скарлатиновой пленки под названием

жизнь; она лопнет со временем, и Альбертине вовсе не стоит

участвовать в этом; но при этом ей больно, что женщина не

ощущает свою жизнь, как скоротечную болезнь… болезнь, меч-

тающую захватить собой тело, блистать в дорогих кольцах на

королевских аллеях аорты, венчаться в легких и орать с трибу-

ны огромного позвоночника.

Женщины читают, когда их мужья на работе. Книги Аль-

бертины — это не те книги, чтением которых следует гордиться.

Они непристойны. Они сотканы из женских историй, которые

никогда не были рассказаны женщинами вслух. Альбертина

увидела их в бинокль и выплеснула увиденное распутство, а

затем дала его выпить тем, кто и был источником этих исто-

рий… с горечью женщины читают о себе, оторопевают и нена-