Опустошитель

ницы, как много на них ступеней, и никто не знает, как трудно

заставить себя сделать шаг, как трудно иногда просто найти

мотивацию подняться с холодного пола и сделать шаг. Но сей-

час ненависти нет, все эмоции отступают достаточно быстро.

Альбертина не умеет удерживать их в себе, не умеет растяги-

38

Нежность к мертвым

вать или превращать в чувства. Как пришло, так и уходит. Она

знает о глупости эмоций, но иногда подвержена им. По утрам

ненавидит толстяка, а уже в обед лишь фактом помнит о нена-

висти и о том, как он храпит, как его дыхание преграждает

дорогу снам, и каждое утро она громко думает, чтобы он умер,

но ей не хотелось бы, чтобы он знал об этом, ведь она все по-

нимает, Альбертина все понимает, все его хорошие качества —

объективно приятные для ее болезни — и что на самом деле

она не хочет, чтобы он умирал. Может, ей безразлично, и она

ничего не почувствует, когда это случится, но она не желает,

чтобы это наступало немедленно… она вообще ничего не жела-

ет прямо сейчас. Но иногда ей хочется, чтобы в лестнице было

меньше ступеней, чтобы от жизни Альбертины требовали еще

меньше, чем требуют. Пусть больше не говорит про пепел, у

нее нет сил собирать его с пола, да и совсем незачем, ведь зав-

тра будет новый пепел. Но сейчас ей не хочется даже это, все

ощущения отступают достаточно быстро, чтобы предавать им

значение. Если бы зашел разговор — Альбертина бы многое

могла рассказать о своих минутных желаниях, она рассказыва-

ла бы досыта, ведь разговор такое же никчемное дело, как,

скажем написание книг, и требует от Альбертины так мало.

Она сказала бы, что желает синих стеклянных камушков,

именно камушков, стеклянных, большое чучело альбатроса, что

хочет мировую известность, хочет пройтись по самым извест-

ным улицам мира… нашлось бы много, чего Альбертина могла

желать. Но все это не нужно ей, а жизненный процесс устроен

таким образом, что ей незачем говорить. Хорошо. Больные не

понимают здоровых в той же мере, как и наоборот. Альбертине

удобно называть свое состояние недугом, но это неправда. У

нее не бывает головных болей, но она говорит, что у нее посто-

янная мигрень. Это удобно. Иногда так хочется удобства и

тишины. От голосов Альбертину бросает в усталость, ведь

каждому известно, что, кто много болтает, тот рано умрет. Аль-

бертина чувствует этот закон, и поэтому говорит мало. В ней

слишком мало соков, чтобы проливать их при разговоре.

Сегодня лестница показалась ей не такой уж и длинной.

По-крайней мере не такой длинной, как обычно. В Альбертине

хватит мыслей, чтобы коснуться всего и покрасить это все в

свои цвета. Это называется желчью, но имеет другую природу,

нежели желчь других. Альбертина искренне считает каждый

39

Илья Данишевский

факт, каждую вещь и каждое биологическое существо ненуж-

ным и лишним на празднике смерти. У нее достаточно доводов,

чтобы рассказать, почему собаки противны природе. Однажды

она говорила с мужем об этом. Но он не понял, хотя все так

просто. Ему никак не уяснить, что Альбертина презирает все,

что пытается изображать какие-то духовные привязанности,

ведь Альбертина знает, что привязанности просто вопрос при-

вычки, просто привычка ума, Альбертина почти уверена, что

душа, если она и есть, не нуждается ни в чем, кроме себя са-

мой; Альбертину раздражает в собаках их нарочитый и теат-

ральный фарс. Альбертина сказала, что собаки — проститутки

самого низкого толка, а он только грустно покачал голой и

ничего не понял.

Скоро мужчина вернется. Обычно мужчина хочет, чтобы

его встретили с распахнутыми ногами. Пусть женщина обовь-

ется вокруг, пусть мохнаткой протрет горести, вберет белые

мужские слезы. Но у Альбертины все иначе, наверное, ей по-

везло. Он только спрашивает, как она провела день, и слышит,

что она спустилась в подвал, а затем поднялась обратно. На

этом все. По его лицу размазана улыбка, десна должны крово-

точить от услышанного. Он берет себя в руки и спрашивает,

готова ли она, мол, ты ведь помнишь, не так ли, и суфлирует,

что сегодня вечером идем в гости, вечернее платье, чулки, ты

ведь все помнишь, Альбертина. Конечно же. Она сумела под-

няться из подвала, а затем день куда-то кончился, иногда не

остается сил, чтобы чем-то его заполнить, или не хватает сил

станцевать запланированное. Альбертина покорно надевает

чулки, она знает, что для толстячка это важная встреча, поду-

мать только, ужинать с хозяином автобуса и его миленькой

женой, обсуждать большую политику — но только по краю,

ведь не гоже лезть глубже — движение небесных светил, и рас-

хваливать стряпню женушки большого начальника. Конечно,

она помнила об этом, Альбертине нечем занять себя, она пом-

нила об этом… на улице люди смотрят, как ее ведут под руку,