Опыт биографии. Невиновные

Я не видел его много лет, встречаю порой имя в центральных газетах под статьями, написанными тем же твердым, уверенным пером: штамп ложится рядом со штампом так простодушно, что это даже не безвкусица, не противно — нет пошлости, у автора такая задача: условным, примитивным языком, на нужном уровне сказать нечто имеющее конкретное значение — кому-то крепко «выдать» или поддержать. В мое время В. А. был славным товарищем, спокойно-веселым, по-студенчески щедрым, с готовностью учившим меня азам газетной работы; я был ему благодарен — появившись в газете, не знал ничего, абракадаброй звучали слова: досыл, шпона, подверстка, полоса…

Эту мою, мягко говоря, некомпетентность все понимали, и нижеследующая история с устроившей меня на работу В. В. С. была, так сказать, моей наивностью и продиктована: В. А. она бы никогда не предложила пойти с ней на задание. А мне предложила.

Однажды утром она сказала строго и, как показалось, значительно: «Часов в 11 пойдем на одно задание».

Я подсобрался, было что-то необычное в таком предупреждении, в том, что не говорит куда и зачем, но главное, в ее очевидной таинственной заинтересованности. Всегда что-нибудь небрежно роняла, и я шлепал выполнять.

Мы вышли, и, пока шагали центром, она спокойным голосом учительницы объясняла, что всякое редакционное задание — тайна, следует о нем всегда молчать, как бы ни казалось оно незначительным.

Потом посвятила в суть дела. Был-де в газете какой-то автор, сейчас он себя странно ведет, не ходит на работу, говорит, что уехал, а сам сидит дома, что-то еще.

Я ничего не понял.

Тем временем мы прошли чуть не весь город, и она сказала: «Дальше я с вами не пойду, не нужно, чтоб нас видели вместе. Зайдите вон в тот дом, спросите, дома ли такой-то, если да, спросите его… ну, что хотите. И все». — «А что спросить?» — тупо сказал я, больше всего напугавшись, что он может все-таки оказаться дома. «Ну, не знаю, придумайте, вы ж в газете работаете, — ударила она в самое больное место. — Спросите у него… где материалы совещания культпросветработников, он, кажется, их брал у нас», — добавила В. В. С., явно не веря в мою «газетную» находчивость.

Я пошел, мечтая лишь о том, чтоб его не оказалось. Мне повезло: «Нет дома, уехал в командировку. А кто такой?» — «Из редакции», — это мне было разрешено сказать.

Она казалась очень довольной итогом моей разведки, очень горячо меня благодарила и еще раз напомнила о редакционной тайне.

Прошел месяц, а может, два или три, я забыл об этом.

Однажды меня вызвали к заместителю редактора. Там толпились все наши жлобы и Кеша среди них, как цветок, страшно взволнованный.

«Вы знаете такого-то?» — это мне прямо с порога. «Никогда не слышал фамилии», — я ответил искренне, действительно забыл. «Ну как же, вспомните», — все явно разочарованы. «Не знаю, не могу вспомнить. А в чем дело? Может, подскажете, я соображу…» — «Вы ходили с В. В. С. на задание, вам говорилось, что это редакционная тайна, о которой нельзя никому говорить: проверяли, дома ли такой-то?» — «А! — вспомнил я с облегчением. — Конечно, у меня просто выскочила из головы фамилия. Ходили. Но его не оказалось дома, и я ушел». — «А она что?» — «Ничего, поблагодарила, и дело с концом…» — «Видите! — закричал Кеша. — Какая мерзость!» Жлобы одобрительно загудели. «А в чем дело?» — встревожился я, совсем ничего не понимая. «Потом объясним, ничего особенного, надо было кое-что уточнить. Только вы ничего не говорите В. В. С.», — сказал мне зам.

Я вышел и сразу же направился в наш отдел: «Дудки, тут уж я молчать не стану». Она была у себя, и когда я во всех подробностях передал разговор, переменилась в лице, побледнела: «Вы даже не понимаете, Феликс, что вы наделали!» — «Но ведь вы мне ничего не объяснили. Я и сейчас ничего не понимаю — если редакционная тайна, почему я не мог говорить о ней в кабинете редактора, к тому же они все знали!..» — «Да, да, — сказала она, потухая, и совсем сникла, — конечно, дело не в этом. Но теперь все, все пропало…»

Суть этой истории не так интересна: у В. В. С. был роман с женатым человеком, дело, видимо, шло к концу, он пытался от нее отделаться, врал и морочил голову, в тот раз ей нужно было проверить, дома ли он. Конечно, свинством было, в свою очередь, морочить голову мне и ставить в глупейшее положение. Я б с удовольствием выполнил ее просьбу, так сказать, неофициально. Но на это она не решилась, не так мы были близки, а потом сама, в счастливую минуту, рассказала обо всем своему герою, они вместе, наверно, посмеялись надо мной, а когда его жена, оказавшаяся более ловким детективом, их выследила и поймала на сей раз за руку, то он, спасая шкуру и партбилет, изложил в покаянном письме в обком все обстоятельства своего падения, естественно упирая на ее — В. В. С. — в этом деле активность, вплоть до злоупотребления служебным положением, то есть мной.