Опыт борьбы с удушьем

– Как я могу? У меня ситуация такая, что мне надо каждый день с работы убегать пулей, чтобы успеть Лёлю из сада забрать. Пока Сева не уехал на ледник, я хотя бы иногда могла по субботам оставлять ее с ним и уходить в Ленинку. А теперь папа не справляется с ней один, и все равно я вырываюсь. У меня уже три статьи готовы про стафилококки.

Приехала Женя домой уже почти ночью. Семен Григорьевич, бледный, с холодной испариной на лбу, сидел на кушетке в большой комнате. Он решил постелить себе там, на случай, если ему станет хуже и придется вызывать «Скорую». Из их с мамой спальни в коридор вела узкая дверь, в которую нельзя было пронести носилки – в свое время они сделали этот проход сами из стенного шкафа. Женя корила себя за то, что так задержалась. Ему пришлось идти за внучкой в сад, быть с ней весь вечер и уложить спать. Конечно, папа устал. Он был такой слабый, что даже не мог говорить, последние силы ушли на то, чтобы застелить кровать. Елизавета Львовна еще не вернулась с работы. Женя не хотела оставлять отца одного и постелила себе на полу рядом с кушеткой.

– Папе совсем плохо, – сказала Женя, когда Елизавета Львовна вернулась домой.

Всю ночь не спали, но «Скорую» решили не вызывать, а дождаться утра. В восемь часов, когда открывалась поликлиника, Женя побежала к врачу, и та прислала бригаду «неотложки». Сделали кардиограмму.

– Надо срочно госпитализировать. Быстро берите носилки, – повернулся врач к бригаде.

– Не надо носилки, я сам дойду, – слабо запротестовал Семен Григорьевич.

Лёлю с утра отвести в сад не успели, и она крутилась под ногами у взрослых. Напуганные лица матери и бабушки, посторонние мужчины в белых халатах и сильный запах лекарств пугали ее до замирания сердца. Она чувствовала, что надвигается что-то страшное, пыталась заглянуть в комнату и узнать, в чем дело. Елизавета Львовна не пустила ее.

– Дедушка умирает? – спросила девочка и разрыдалась. – Я не хочу, чтобы дедушка умер.

– Ну что ты, донюшка! – Елизавета Львовна с отчаянием оглянулась на мужа и Женю, но Семен Григорьевич лежал с закрытыми глазами, а Женя, кажется, даже не слышала, что сказала дочь, она не отрываясь смотрела на отца. – Успокойся, рыбонька. Пойдем, я тебя умою. – Елизавета Львовна взяла внучку за руку и отвела на кухню. – Дедушке просто плохо с сердцем. Ты же знаешь, что у дедушки больное сердце. Его отвезут в больницу и полечат, а потом он вернется домой здоровым. На-ка, выпей компота.

– Мама, ты давай, отведи ее в сад, а потом приезжай в больницу на такси. А я поеду с папой, – сказала Женя, на ходу надевая дубленку.

Папу уже уложили на носилки, и санитары выносили его из квартиры. Елизавета Львовна и Женя побежали за ними следом.

– Сема, держись. Я скоро приеду, – прокричала мама. – Женя, сапоги, сапоги надень, ты же в тапочках.

В машину «неотложки» Женю не взяли, она поймала такси и велела водителю ехать следом.

Семена Григорьевича положили в реанимацию, сказали, что состояние тяжелое, но стабильное. Ему дали морфий, он заснул. Назавтра, как Женя ни старалась отговориться, ее вызвали на работу. В тот день Корсакова в институте не было, но на следующий день она сумела с ним поговорить. Олег Владимирович сразу же договорился с заведующей реанимацией их института Тумановой, что после работы она поедет с Женей в больницу для персональных пенсионеров осмотреть папу. Вечером у Тумановой было научное совещание, и она не смогла приехать. В результате, когда Женя привезла ее в больницу, с момента госпитализации прошло три дня. К этому времени Семена Григорьевича уже перевели из реанимации в обычную палату. После осмотра он немного взбодрился – Туманова была спокойна, не пугала и дала хороший прогноз.

– Может быть, стоит перевести его к нам? – спросила Женя.

– Перевести его к нам пока нельзя. У нас институт сердечно-сосудистой хирургии, а ему не нужна операция.

Женя с улыбкой обернулась к отцу:

– Видишь, папа, ничего страшного. А ведь это говорит заведующая реанимацией лучшего сердечного института страны.

Вошла сестра сделать папе инъекцию. Пока она перевязывала руку жгутом и наполняла шприц, Женя спросила, что она ему колет. Сестра ответила что-то неразборчивое и нагнулась над веной.

– А инсулин, вы инсулин ему колете? Он же диабетик.

Сестра кивнула утвердительно.

– Что она сказала, диуретик? – спросила Женя, когда сестра вышла из палаты. – Знаешь, па, я пойду посмотрю, что они тебе назначили. Надо проверить все-таки инсулин. Сейчас, после визита Тумановой, они ко мне уважительнее будут относиться.

Женя поднялась со стула, но Семен Григорьевич взял ее за руку.

– Побудь со мной еще.

– Я на минутку, только карту твою посмотреть.

– Не бросайте меня. Вы меня бросили. – Отец отвернулся от нее и посмотрел в мутное окно.