Опыт борьбы с удушьем

Она все время его вычисляла, обзванивала друзей, пыталась поймать на обмане или несовпадениях, но Сева всегда выходил сухим из воды. В любых обстоятельствах, не важно, какие у нее бывали подозрения, он вел себя как ни в чем не бывало, ничем не выдавая себя. Он никогда не менялся, не говорил по телефону заговорщицким шепотом и не замолкал, когда Женя входила в комнату. Женщины не звонили ей домой, и никто не вешал трубку, услышав ее голос. «Ну, так что, может, он трахнул кого», – иногда думала Женя и старалась не обращать на это внимания. Сейчас, после его отъезда, она нашла на полу выпавшую из его чемодана театральную программку мюзик-холла. Сразу вспомнила, как он в своих рассказах о карточных партнерах упомянул одного известного театрального актера и его жену, солистку мюзик-холла. «Сногсшибательная женщина. Красота и порода. Ухоженная, одевается потрясающе, с таким вкусом» – Сева сказал так пару раз и больше не возвращался к этой теме, а теперь Женя увидела ее имя в программке – Вероника Никитская. Женя так и села на кровать от озарившей ее догадки: «Как же я могла забыть! Он ведь не так давно как бы между делом небрежно передал слова Никитской, сказанные о каких-то их общих друзьях. Увидев любовницу своего знакомого, жену которого она тоже знала, Вероника сказала: «Я никогда мужчин не понимала и сейчас говорю окончательно: не понимаю и не смогу понять никогда! Когда у тебя такая жена и подруга – молодая, красивая, умная и любит тебя, зачем нужен кто-то еще?» А что, если она говорила обо мне?»

На третий день Женя решила, что осталась тут, чтобы отдыхать, а не плакать, и пошла на море. Пришлось рассказать Лене и ее мужу-преферансисту, что Сева улетел в Москву, потому что ему срочно надо было вернуться на работу.

– Бывает. Но ты приехала отдыхать, и надо получать удовольствие. Вот у Лены сегодня как раз день рождения, мы тебя приглашаем отметить с нами в ресторане.

Вечером поехали всей компанией в Анапу в ресторан. Жене страшно не хотелось идти, она боялась убогой провинциальности, но ресторанчик оказался вполне приличным, играл живой оркестр, было весело и непринужденно. Саша, парень из их компании, робко ухаживал за ней. Он был местный, а не отдыхающий, как все остальные, поэтому на пляж приходил редко, ему в отличие от туристов надо было работать. Женя раз в два-три дня звонила домой, чтобы поговорить с родителями и узнать, все ли в порядке с дочерью, и пару раз Саша помог ей без очереди пройти в междугородний переговорный пункт. Очереди в телефонный пункт стояли бесконечные, надо было выстаивать на жаре не меньше двух часов, и Женя была благодарна Саше за помощь.

Саша стал теперь захаживать на пляж регулярно. Рассказывал немного о своей семье: после того как деда репрессировали, его бабушка, ленинградская еврейка, переехала в Геленджик подальше от больших городов и всевидящего глаза НКВД.

– Давай сходим в ресторан, но не туда, куда вы, курортники, ходите, а в те места, которые мы, местные, знаем, – однажды предложил он, заметно робея.

– Нет, спасибо, я не пойду, – решительно отказала Женя.

– Пойдем, тебе понравится. Там еда домашняя. Шашлыки – это настоящие шашлыки, ты такие не пробовала. Красота вокруг, горы. Ты не пожалеешь.

Несколько раз Женя отказывалась, но в результате согласилась. Она выбрала свое самое закрытое платье, лишь слегка подкрасила глаза и поехала. В его машине по дороге в горы она боялась смертельно, но старалась держаться естественно. Сева сам виноват, думала она, он сам все это устроил. «Оставил меня одну, семь лет вместе не отдыхали, а ты уехал!» Сколько раз он ей говорил, что человек может иметь сексуальные связи без всякого чувства, без всякой мысли, что это никак не затрагивает его душу. Он называет это жаждой жизни. Сейчас пришла ее очередь узнать, что же это такое.

Ресторан – несколько столиков во дворе частного дома, располагался высоко в горах. Семья, муж и жена, сами готовили блюда армянской кухни и подавали гостям на стол.

Впервые в жизни Женя попробовала долму – рубленую баранину, завернутую в виноградные листья.

– Ты не знаешь долма? – удивился пузатый хозяин дома. – Что, в Москве не кушают долма?

– Вкуснота фантастическая. Но я в Москве не пробовала.

– Подожди, дорогая, не пей. – Хозяин забрал со стола кувшин с домашним вином. – Сейчас откроем карас для москвички.

– Карас – это глиняный кувшин с вином, который зарывают в землю и выдерживают вино не меньше трех лет, – объяснил Саша. – Открывают только по особым случаям.

– Ну, ты пила такое вино в Москве? – спросил хозяин. Они чокнулись. – Настоящий армянин, когда чокается с женщиной, всегда свой бокал держит ниже, потому что он уважает женщина. У вас в Москве не так. Слушай, зачем эта Москва нужна? У меня здесь все есть. Свои коровы есть, немного овец есть, свои сыры, свое вино. У меня никакого холодильника нет, все храню в погребе. У меня погреб самый большой в городе.

Саша во время обеда был неразговорчив, он не отрываясь смотрел на Женю.

– Тебе нравится? Правда здесь лучше, чем в городе или там, где отмечали день рождения Лены?