Опыт борьбы с удушьем

– Да, здорово. Очень вкусно и интересно.

– А вот там, выше в горах, еще интереснее. Мы совсем недалеко от водопадов. Я знаю дорогу, мы минут за сорок дойдем. Такая красота, не хуже Ниагары.

– Нет, выше я не пойду. Я была здесь в Геленджике несколько лет назад, мы зашли высоко в горы, заблудились, потом еле выбрались. – Жене совсем не хотелось идти с ним вдвоем в горы, где вокруг ни души.

Они вернулись в город. Саша вышел из машины и пошел вместе с Женей к фургону. Она поняла, что он намеревается войти. Ужином ее в ресторане накормил, значит, считает, что в своем праве. Она, конечно, хотела отомстить Севе, но похода в ресторан ей было достаточно для этой цели.

– Нет, я не такая, – старательно подбирая слова, сказала Женя. – У меня муж. Если ты все это устроил для того, чтобы теперь меня поиметь… Сколько стоил наш обед? Я готова вернуть тебе деньги сию же секунду. То, что я попробовала долму, не значит, что я тебе готова оплатить своим телом.

– У меня даже таких мыслей не было! – Он, кажется, обиделся. – О чем ты говоришь? Вы в Москве такие испорченные. У нас здесь совсем другие отношения между людьми. Я тебя просто проводить хотел.

– Ой, ну извини тогда, Саша. Я не хотела тебя обидеть. Спасибо за вечер.

И Женя мышкой юркнула к себе. Теперь даже этот кузов показался ей домом, где можно спрятаться.

Она сидела в конуре и обдумывала свое положение: надо сваливать, потому что все это в ее планы никак не входило. Сегодня ей удалось отбиться, но неизвестно, что будет дальше.

На следующий день она поменяла билет и улетела в Москву.

В Москве выяснилось, что папе было тяжело. Все легло на него, мама и Таня работали и почти ему не помогали. Сева жил все это время у матери и был на даче только один раз.

– Во-первых, я все время на работе, а потом – кому я там нужен? СГП на меня волком смотрит, дочь родная тоже. Она какая-то дикая. Возьмешь на руки, вырывается. А о чем с ней говорить, я не знаю, – оправдывался Сева, когда они встретились и Женя высказала ему свои претензии.

– Я тебя сто раз просила, не называй так папу – СэГэПэ. Кроме того, если бы ты с дочерью проводил больше времени, она бы тебя не дичилась, – с досадой сказала Женя.

– А я что, не хочу проводить с ней время? Но как? Как это возможно, когда она все время у родителей на Басманной? Вот начинается новый учебный год, и она опять, насколько я понимаю, идет в сад там, а не рядом с нами?

– Ну что я могу поделать? Они не хотят Лёлю отдавать. Они ее любят, жить без нее не могут. Как я ее заберу? Это убьет папу.

– Почему мы не можем жить нормально, как семья? Для чего я женился-то?! Всю жизнь живешь маминой головой. Говорю тебе, пошли ты маму на хрен! Я у тебя муж!

– Послать маму? – переспросила Женя, сощурив глаза. – Это вместо спасибо за все, что они для нас делают? Мы живем в квартире, которую родители нам купили, и если бы не их помощь, мы бы с тобой на наши зарплаты не протянули бы.

– Большое спасибо твоей маме. Может быть, моя мама и портит нам жизнь, но я считаю, что в соотношении восемьдесят к двадцати твоя мама портит нам жизнь сильнее. Она считает, что ты должна быть при ней, а я это так, просто даже не знаю кто. Она соображает, что молодую женщину надо сексуально удовлетворять, и я, вероятно, в ее представлении просто живой хуй и не более того. Мать твоя не хочет, чтобы ты жила со мной, она хочет, чтобы ты жила с ней. Этот Сева, думает твоя мама, три-четыре раза в неделю доставит дочке удовольствие – и хорошо. А больше зачем он нужен? На хрена на него смотреть? А еще кормить надо.

– Оставь в покое мою мать!

– Почему с самого начала у твоей матери на лице ничего, кроме недовольства при виде меня, не было написано? Никогда и ничего.

– А твоя мать меня обожает, ты хочешь сказать? Что у нее на лице написано?

– Да, в основном тоже недовольство. Но не всегда! Бывают времена и мгновения, когда даже более чем расположение. А у Елизаветы Львовны одна ненависть и ничего более. Я вообще никогда ничего другого с ее стороны не чувствовал. И твоей матери, и твоему отцу, и твоей сестре я был противен с первой секунды. Почему – я понять не могу. Нет больше людей в мире, которым я вот так противен с первой секунды и всю жизнь.

– Как ты хочешь, чтобы они к тебе относились, когда они видят, как ты относишься ко мне? Ты говоришь, ты у меня муж? Тоже мне муж – объелся груш.

– Что ты имеешь в виду? Как я к тебе не так отношусь?

– А вот это что? – Женя ринулась к свой сумочке и достала вещественное доказательство – программку мюзик-холла. – Что это такое? У тебя постоянно какие-то бабы, все время какая-то крутня, сплошное вранье! Мои родители – умные люди и прекрасно все понимают. Это я, идиотка, живу в розовых очках, хотя сколько раз мне почти открытым текстом говорили…

– Идиотка! – заревел Сева бешеным голосом, вырывая у нее программку из рук. – Опять ты со своей ревностью. У тебя только одно на уме. Ты же сумасшедшая, тебе лечиться надо.

– Лечиться надо тебе! У тебя расторможенное сексуальное влечение. Ты до дома не можешь доехать, чтобы кого-нибудь не трахнуть по дороге.