Опыт борьбы с удушьем

В июне Женя защитила диплом. На защиту Сева позвал всех своих друзей. Ее подруги тоже привели людей с других кафедр. В аудиторию, где обычно проходили защиты, набилось столько народа, что людям негде было сидеть, и некоторые устроились на ступеньках. На собственную защиту Женя прибыла с опозданием, потому что дома в ее сборах принимала участие вся семья.

– Ты слишком яркая, слишком бросаешься в глаза. Ты сама этого не понимаешь, но людей это раздражает. На защите диплома не стоит выделяться, надо выглядеть скромнее, – уговаривала ее Елизавета Львовна.

Женя перемерила весь свой и Танин гардероб, но на любое ее предложение мать и сестра говорили: «Это платье не подходит, оно тебя слишком обтягивает. Юбка не та, слишком короткая. В этой блузке идти нельзя, слишком грудь торчит».

Наконец Елизавета Львовна достала из глубин шкафа свой старый костюм болотного цвета с широкой бесформенной юбкой.

– Это не юбка, а мешок. А оттуда торчат мои тоненькие ножки. – Женя рассматривала свое отражение в зеркале с отвращением.

– Не придумывай, нормальные ноги. Так, теперь надо что-то придумать с волосами.

Мама причесала Женю как героиню Марецкой из старого фильма «Сельская учительница» и, отойдя на несколько метров, села на стул, видимо, оценивая ее с точки зрения экзаменаторов.

– То, что надо. – Она осталась довольна результатом. – Сева, а ты как считаешь?

Сева внимательно осмотрел Женю со всех сторон.

– Мать права. Поскромнее – это правильно. – Это был единственный раз, когда он согласился с Елизаветой Львовной.

Благодаря или вопреки костюму, но Женя защитилась и получила оценку «хорошо».

Надо было искать работу. Муж маминой племянницы Николай работал в московском комитете партии, и очень редко, только в исключительных случаях, когда папиных связей не хватало, Прейжнеры обращались к нему за помощью. Теперь, когда у Жени был диплом университета, Семен Григорьевич позвонил Николаю. Он сказал, что специальность получена хорошая, теперь бы найти правильное место работы в Москве.

Николай быстро откликнулся, дал телефон и адрес. Место называлось «Московская лаборатория по проверке степени очистки воды».

Лаборатория была особой, там проверяли степень очистки воды в отдельно взятом районе Москвы – в Кремле. Попасть туда можно было только по исключительному блату. Организация располагалась на Моховой, рядом с музеем Калинина.

Женя пошла знакомиться. Обстановка на будущем месте работы привела ее в уныние – серые, лишенные выражения, неприветливые лица, не то что слово кому-то сказать, взгляд остановить не на ком. Вонь несусветная, запах, несравнимый даже с водоочистительной станцией под Москвой, куда она ездила. Там просто воняло тухлятиной и дерьмом, а здесь химией.

Сотрудники знали, что Женя пришла по звонку сверху, и буравили ее недоброжелательными взглядами. На ее приветливые улыбки не отвечали, а наоборот, поджимали губы. Женю направили в отдел кадров.

– А когда вы собираетесь уезжать в Израиль? – спросила заведующая отделом кадров, разглядывая Женю.

– Простите, мне сразу уйти? – Женя поднялась со стула.

– Да ладно вам, садитесь, – растягивая в нос все гласные, усмехнулась заведующая.

Они заполнили анкету о приеме на работу.

– Вы приняты. Завтра выходите на работу.

– А почему вы собственно спросили меня об Израиле? На каком основании? – поднимаясь, спросила Женя.

– А то вы сами не знаете. – Бабища усмехнулась и потрясла только что заполненной анкетой.

Кровь ударила ей в лицо, но что сказать, Женя не нашлась. Она тут же, на месте, решила, что на работу в лабораторию по очистке кремлевской воды не пойдет ни за что.

Женя жила у родителей на Басманной, Сева опять жил на Пушкинской. Жить вместе не получалось. Женины родители с трудом терпели Севу и его выходки, Севу раздражало, что они не хотели привыкнуть к тому, что Женя – замужняя женщина.

Папе на заводе предложили купить однокомнатную кооперативную квартиру рядом с метро «Преображенская площадь». Было решено отдать эту квартиру Жене.

Она целовала стены, создавала уют, строила гнездышко, и отец приходил помочь ей вешать карнизы. Женя мечтала, что вот-вот они с Севой заживут своей жизнью. Но переезд все откладывался, и пока квартира на Преображенке стояла пустой.

На работу в лабораторию Женя так и не вышла, но говорить никому ничего не стала. Утром она вставала, одевалась и уходила будто бы на службу. На самом же деле она ехала на Преображенку, где маялась от скуки, чувства безысходности и жалости к себе. Единственным человеком, с которым она отводила душу, была Ирка Успенская, которая как раз вышла в декретный отпуск и сидела дома в ожидании родов.

– Не вышла, и правильно. Нечего тебе там делать. Мы что-нибудь придумаем, – успокаивала она Женю.