Опыты теодицеи о благости Божией, свободе человека и начале зла

55. Эти соображения одновременно ниспровергают то, что древние называли ленивым софизмом (λόγος ἄϱγος), который приводит к заключению, что не должно делать ничего: потому что, говорят, если то, чего я прошу, должно исполниться, оно исполнится и тогда, когда я не буду ничего делать; а если оно не должно исполниться, оно не исполнится никогда, какие бы усилия я ни приложил. Эту необходимость, которую воображают в событиях независимо от их причин, можно было бы назвать fatum mahometanum (как я отметил выше), потому что, как говорят, на основании подобного аргумента турки не уходят из мест, опустошаемых чумой. Но ответ очень легок: поскольку известно действие, то известна также и причина, которая произведет его; и если действие совершится, то оно совершится соразмерно причине. Таким образом, ваша леность, может быть, произведет то, что вы не получите ничего из желаемого вами, и вас постигнет несчастье, которого вы могли бы избежать, позаботившись об этом. Итак, ясно, что связь причин со следствиями, не будучи причиной суровой необходимости, скорее доставляет средство к ее уничтожению. Есть немецкая поговорка, утверждающая, что смерть всегда находит свою причину; нет ничего истиннее этого. То, что вы умрете именно в тот день (предположим, что это будет так и что Бог предвидит это), несомненно; но это случится оттого, что вы будете поступать таким образом, что ваш образ жизни приведет вас к этому. То же самое происходит и с Божией карой, также зависящей от своих причин. И здесь весьма кстати привести следующее замечательное место из святого Амвросия (на 1-ю главу Евангелия от Луки): «Novit Dominus mutare sententiam, si tu noveris mutare delictum»[80]. Это изречение надо понимать не в смысле неизбежного осуждения, а в смысле предохранительной угрозы, как от лица Бога Иона предупреждает ниневитян. И следующее общеупотребительное выражение: «Si non es praedestinatus, fac ut praedestineris»[81] не должно понимать в буквальном смысле; его истинный смысл состоит в том, что человек, сомневающийся в своем предопределении, должен поступать так, чтобы сделаться предопределенным по благодати Бога. Вышеуказанный софизм, приводящий к полной беззаботности, возможно, иногда бывает полезен для того, чтобы побудить некоторых людей очертя голову бросаться навстречу опасностям; это рассказывают, в частности, о турецких солдатах. Но кажется, что при этом большее значение имеет Maslach, чем этот софизм, не говоря уже о том, что храбрый турецкий дух весьма поубавился в наши дни.

56. Один ученый, голландский медик по имени Ян Бевервик, попытался написать сочинение «De termino vitae»[82] и собрал по этому предмету многие ответы, письма и рассуждения некоторых ученых своего времени. Этот сборник был напечатан, и нельзя не удивляться, видя, как часто менялись мнения и как много затруднений в решении этой проблемы, которая при правильном понимании должна быть признана самой легкой. Пусть же не удивляются тому, что существует множество сомнений, от которых человеческий род не может освободиться. Истинно то, что человек любит заблуждаться и что заблуждение есть для него некоторого рода отдохновение духа, который абсолютно не хочет проявлять внимательность и подчиняться порядку, правилам. По-видимому, мы до такой степени привыкли к забавам и шуткам, что забавляемся при самых серьезных занятиях и когда меньше всего думаем о забаве.

57. Боюсь, что в последнем споре, возникшем между теологами Аугсбургского исповедания de termino poenitentiae peremptorio[83] и повлекшем за собой столько трактатов в Германии, также было какое-то недоразумение, хотя бы и иного вида. Крайние сроки, предписанные законами, у юристов называются fatalia. В некотором смысле можно сказать, что непререкаемый крайний срок, предписанный человеку для его покаяния и исправления, определен Богом, ибо у него все определено. Бог знает, когда грешник до такой степени закоснеет, что после этого для него уже ничего нельзя сделать; не потому, что грешнику уже нельзя будет покаяться или что после определенного срока ему было отказано в довлеющей благодати вследствие ее истощения – благодать никогда не истощается, – но потому, что наступит время, после которого грешник не приблизится уже к путям спасения. Но мы никогда не имеем достоверных признаков, чтобы знать это время, и никогда не вправе признать человека безусловно погибшим; подобное признание было бы бездоказательным суждением. Лучше всегда надеяться, и в этом случае, равно как и в тысяче других, наше неведение полезно.

Prudens futuri temporis exitum
Caliginosa nocte premit Deus[84]

.