Оранжерея

Сад Майка весь зарос сорняками, трава вымахала чуть ли не до пояса. В окнах свет не горит, но само по себе это ничего не значит. Калитка приглашающе распахнута. Прохожу через нее и смотрю на входную дверь – в нее вделан новый замок, большой и внушительный с виду. Надавливаю кнопку звонка – никто не отвечает. Звоню снова – в холле загорается свет. Я напрягаюсь, готовая к худшему, когда слышу, как поворачивается ключ сначала в одном замке, затем – в другом, и вот дверь наконец открывается.

– А, это ты. – Майк рыгает на меня, и я чувствую запах кислого вина в его дыхании. На нем грязная футболка и боксеры, в руках он сжимает откупоренную бутылку. – Чего приперлась? – Он косится на меня. – Разве я не сказал тебе не приставать?

– Я хочу увидеть Касс, – говорю я спокойно. Холл весь завален – пустыми коробками из-под еды, судя по всему, и другим мусором. Пахнет приторно-сладко. – Ее не было в воскресенье в церкви.

– Что, правда? – Майк отпивает из бутылки и смотрит на меня с прищуром. – Ну ладно, заходи.

Я переступаю порог, когда он пятится в дом. Сначала здешний коридор, надо думать, был почти как зеркальная копия того, что в нашем с Сэмом доме, но сейчас он в буквальном разорении, упадке – сплошь завален разорванными коробками из-под полуфабрикатов и остатками разлагающейся снеди. Что-то наверху протекло, и по одной стене расползается вонючее пятно.

– Она наверху, отдыхает, – говорит Майк, указывая на лестницу. – Поднимайся.

Я пристально смотрю на него.

– Думаешь, она не будет против?

– А с чего бы ей.

Когда я ступаю на лестницу, он бочком спускается вниз и закрывает дверь, затем поворачивает оба ключа в замках.

– Давай-давай, – говорит он мне посмеиваясь, – шуруй. Не о чем волноваться.

Ну уж нет.

Я дергаю за шнурок, обвитый вокруг шеи, и хорошо спрятанный под надетым на мне джемпером свисток прыгает мне в руку. Даю два сигнала – и отпрыгиваю подальше. Майк вздрагивает, затем поворачивается ко мне – на его лице замешательство, переходящее в гнев.

– Это еще зачем? – кричит он, и позади него раздается громкий треск, когда кто-то с размаху влепляется в дверь.

Я взлетаю по лестнице и в спешке оглядываюсь. Слева находится большая спальня, как и у нас. У стены – куча грязной одежды, я чувствую сладко-тошнотворный запах забитой канализации, подавляющий другие, куда менее очевидные. Бросаюсь в спальню – моя рука тянется к выключателю на стене. Слышу стоны.

Снизу доносятся треск дерева и нечленораздельный яростный рев, но я слишком занята, разглядывая кровать. Бо́льшая часть мебели в комнате перевернута вверх дном и вдобавок имеет такой вид, будто ее громили секирой. Кровать – единственное исключение, но и она оголена до матраса. От нее несет экскрементами и застарелой мочой, кругом вьются мухи, но главное – кровать занята: на ней, распростертая, голышом лежит Касс. Ее руки привязаны к верхним кроватным стойкам, ноги – к нижним. Она жутко грязная, у нее на бедрах – синяки, а лицо выглядит так, словно по нему методично лупили чем-то очень тяжелым. Из съехавших набок, деформированных губ доносится не то визг, не то свист. Кажется, ее челюсть раздроблена.

– Сюда! Наверх! – кричу я в дверной проем и снова поворачиваюсь к ней. – Мы вытащим тебя отсюда, милая. – Я склоняюсь над ней и вытаскиваю перочинный нож, который захватила с собой на всякий пожарный. – Может, будет больно, но потерпи. – Я начинаю пилить веревку на ее руках, и Касс хнычет. Когда она двигается, от тела поднимается волна ужасной вони, и я понимаю, что она не просто исхудавшая, а уже на грани истощения. И на руках у нее – гниющие язвы, прямо под туго затянутыми узлами.

Снизу доносятся звуки: заварушка в разгаре, удар сыплется за ударом, кто-то дико орет. Касс всхлипывает, затем громко стонет, когда последний узел подается. Ее руки безвольно опускаются, и она снова стонет. Руки опухшие и почерневшие, у меня на их счет очень плохое предчувствие – но нельзя терять время. Подхожу к изножью кровати и начинаю распиливать веревку вокруг ее правой лодыжки. В этот момент она кричит, и я вижу, что Майк сделал, чтобы помешать ей убежать. На веревке – кровь, потому что он перерезал ей ахиллово сухожилие: ступня безвольно болтается, и всякий раз, когда двигается, Касс пытается кричать, булькая и хрипя сквозь сломанную нижнюю челюсть.

Фиоре сказал ему: можно получить гигантский бонус за то, что у тебя будут дети.

Я кричу от ярости, и тут в дверях кто-то появляется. Поднимаю глаза и вижу, что это Сэм. На щеке – кровоточащий порез, один глаз полузакрыт. Его потрепанный вид мигом отрезвляет меня.

– Сюда, – подзываю я его звенящим от напряжения голосом. – Пожалуйста, подержи ее ногу неподвижно…