Оранжевая смута

В этом месте Одарку покинуло мужество, и она вынуждена была резко повернуться, дабы направиться в спальню, где ее ждали высокие мягкие подушки из пуха и жаркая печка из кафеля, в которой горел ненавистный мужу донецкий уголь.

В спальне висел единственный портрет в позолоченном обрамлении: лидер нации, такой молодой, с гладким лицом и светлым взглядом, как бы благословлял своих подданных на продолжение рода, поскольку был прикреплен выше ночника, прямо над головами супругов.

«Зря ты тут висишь, – подумала Одарка, – никакого продолжения рода нет и быть не может. Это ты охмурил моего Юру, переориентировал всю его мужскую энергию и заставил восхвалять свое имя. Теперь уж не может остановиться. Даже если придет к власти Яндикович и посадит тебя за решетку, Юрий Анатольевич не перестанет восхвалять твое имя».

Она уже собиралась повернуть портрет лидера нации лицом к стене, как вошел муж в халате, застегнутом на все пуговицы.

– Юрик, ты подними вопрос о выплате пособий матерям-одиночкам и многодетным матерям, когда будешь в Одессе. Почему это третий месяц им ничего не выдают? Не выдавали в двухтысячном году, когда Вопиющенко был премьером, а теперь, когда стал президентом, тоже не выдают. Как это так?

– Это вина прежней власти. С них надо спрашивать. Повернись на бочок: завтра трудный день. У меня запланировано до десяти выступлений в парламенте.

Одарка тяжело вздохнула и повернулась на правый бочок.

6

Один из приближенных лидера нации Бенедикт Тянивяму не получил никакой должности и с расстройства пил беспробудно почти месяц подряд и никак не мог остановиться, хотя его близкие друзья делали все возможное, чтобы он вышел из этого, как они думали и утверждали, опасного состояния.

В пьяном бреду он проклинал Вопиющенко за черную неблагодарность, и только это приносило ему некоторое успокоение, но это было временное успокоение. И только когда при врачебной помощи он начал приходить в себя, пришло понимание, что все бесполезно: лидер нации знает за ним не одно дельце, за которое можно поплатиться свободой, стоит только пикнуть генеральному прокурору, охотнику на всякие сенсации. Взять хотя бы последнее выступление, пропитанное духом национализма и русофобии, на могиле бандеровцев! Виктор Писоевич в душе рад был этому выступлению, но в то же время он помнил, что он президент, первое лицо в государстве, и ему хотелось продемонстрировать как бы свой нейтралитет в этом вопросе. Это позже, когда нацистский червяк пробрался в его черепную коробку и там натворил много бед, Вопиющенко уже не стеснялся и ни с чьим мнением не считался, и славословил в адрес бандеровцев.

«Прости мя грешного, великий сын украинского народа, ты не только закрыл глаза на мои, мягко говоря, шалости, но и чуть-чуть приблизил к себе, – размышлял Бенедикт. – А мог бы и больше приблизить; во время оранжевой революции я был рядом с тобой. Тут-то и возникла надежда занять министерский пост по делам национальностей, если таковой будет образован в новом правительстве. Но мечта моя не сбылась, не суждено: правительство уже образовалось. Практически вся команда Вопиющенко села в министерские кресла, а я остался на бобах. Разве такое допустимо? Что это за дружба такая?

В конце недели, а точнее, в воскресенье, Бенедикт весь день думал, как лучше поступить, и только к вечеру пришел к единственно правильному выводу: не надо дразнить собак, могут покусать, и довольно основательно. Лучше блеснуть в своем амплуа.

Так он начал готовить выступление в парламенте страны, дабы привлечь мировое общественное мнение к самому заклятому, самому ненавистному врагу украинской нации – русскому народу, который спит и видит неньку Украину в составе Российской империи. Ведь когда Украина входила в состав СССР, русские запрягали не лошадей в брички, а его земляков украинцев и погоняли кнутом в светлое будущее. Армия гениального фюрера пыталась освободить неньку от русского медведя вместе с дивизиями Степки Бандеры, да российские империалисты сломили сопротивление освободителей и Украина снова очутилась под сапогом москалей.

В речи фигурировали не только Гитлер рядом с выдающимся сыном Галичины Степаном Бандерой, но и фамилии тех западных украинцев, в чьих жилах текла частичка польской крови, кто верой и правдой служил эсесовцам, кто ловил партизан, вспарывал им животы и обматывал кишки вокруг полевого дуба.

Но Гитлер в речи Бенедикта выглядел как-то слишком современно, если не сказать преждевременно: ни Запад, ни украинцы еще не созрели, чтобы понять и восхвалять деяния мудрого полководца с черными усиками в борьбе с коммунизмом. Окончив составление текста своей бесстыдной речи, он взобрался на парламентскую трибуну и произнес эту речь. Беспардонная речь безмозглого националиста, эсэсовца двадцать первого века, вызвала возмущение не только в парламенте, но и во многих регионах страны, исключая Галичину.

Бенедикт обиделся и снова ушел в запой.

«Кохайтеся чернобрыви, та не с москалями», – цитировал он Шевченко и опрокидывал очередной стакан с сивухой.