Оранжевая смута

– Сквозь розовые очки, – сказал лидер нации. – Надо помнить хорошее коммунистическое высказывание: все средства хороши для достижения цели. А теперь, друзья мои, выдающиеся сыны моего народа и моей нации, мне предстоит поездка в США. Эта поездка очень важна для моей нации. Америка наш друг. Так вот, друзья мои, во время моего пребывания в США, вы должны разгромить российское гнездо в Донецке. Нефть это хорошо, газ это хорошо, но Россия должна знать свое место. Я с Пеньбушем обговорю этот вопрос более подробно. Покончив с Донецком, возьмемся за Харьков, за Запорожье, а затем и за Крым. Заселим Крым татарами, а москали пусть убираются восвояси. Мне об этом все время напоминает крест Мазепы.

– А как же быть с проектом указа относительно русского языка в Украине, направленного в правительство? – спросила Юлия, будучи все еще далека от националистической бациллы, давно поразившей лидера нации.

– Подержите этот проект в своих столах подольше. Помните: мы должны быть актерами, надо научиться играть. Я максимально вежлив с Путиным, хоть больше всего его ненавижу. Чем шире у меня улыбка на лице, тем больше ненависти к нему в моей душе и сердце. Учитесь у меня, я не только лидер нации, но и ваш лидер, не так ли, господин Пердушенко?

– Точно так, – произнес Пердушенко, вставая и опрокидывая кресло.

11

Пеньбуш-младший был избран на второй срок, но особым умом не блистал, дальновидностью не отличался и потому, как любой простой смертный, непростительно часто ошибался, допускал просчеты в политике до тех пор, пока не озлобил не только соседей, но и подавляющее число стран всех континентов.

Вдобавок ко всем своим «выдающимся» способностям, он подобрал себе Госсекретаря – злую незамужнюю даму солидного возраста, которая в душе ненавидела всех, кто пользовался благами жизни, всех, кто относился к сильному и слабому полу, а к славянам, населяющим значительную часть суши, испытывала особое негативное отношение. Как-то лежа у себя на диване в том же неизменном одиночестве, она вспомнила, что есть такие два государства, как Украина и Россия, и тут же решила, что если бы удалось поссорить эти два народа, это принесло бы ей величайшее наслаждение. Этот замысел осуществлялся ею долго и последовательно и, надо сказать, небезуспешно.

Америка стала не только великой и могущественной, но и неоправданно агрессивной страной. Нечто ковбойское, опирающееся на силу, но не на разум, стало доминирующим в ее поведении по отношению к другим народам. Твердолобость президента передалась воякам, и у них зачесались кулаки. Война в Ираке несла смерть не только самим иракцам, но и американцам.

Под видом так называемого насаждения демократии в других странах Америка, не имея на это никакого морального и юридического права, вела необъявленную изощренно иезуитскую войну в отдаленных на десятки тысяч километров странах.

Уже позади конфликты в Югославии, Грузии, Молдове, на Украине, и только Ирак не удается поставить на колени.

После падения коммунистического режима в СССР подавляющее большинство жителей распавшейся сверхдержавы смотрели на Америку, как на нечто посланное Богом, но никто из президентов США, ни Пеньбуш-старший, ни Билл Клунтон, ни Пеньбуш-младший, не поняли и не оценили этого: не хватило мозгов.

Окрыленный «победой» в Югославии, президент Пеньбуш-младший как бы мимоходом, не вникая в существо дела, сделал ставку на серого кардинала Вопиющенко и на деньги налогоплательщиков сделал его президентом великой европейской страны, совершенно не заботясь о том, что будет с этой страной и ее народом. Разруха, нищета, удушение элементарных гражданских свобод и экономический хаос – все это за пределами разума, лишь бы был верный, по-собачьи преданный сателлит. Пеньбуш всегда улыбался президенту России, крепко жал руку, обещал улучшение отношений между двумя странами, но как только они расставались, продолжал все так же улыбаться и делать свое черное дело в отношении русских.

И Вопиющенко оказался верным пастухом, точнее псом, который все время гавкал в сторону кровных братьев.

И вот сейчас этот сателлит направлялся в Вашингтон, его самолет был над Атлантическим океаном. Супруга Катрин громко посапывала на диване в длинном тонком халате, застегнутом на все пуговицы, а муж на отдельном диване поворачивался то на левый, то на правый бок, глотал снотворное, но сон к нему не шел. Он постоянно испытывал страх. Поводов для страха было больше чем достаточно: это и безбрежный океан, где нельзя совершить вынужденную посадку, и встреча с батькой Пеньбушем, и дела с разгромом оппозиции, и стеклянные глаза ближайшего друга Пердушенко, который находился здесь же в самолете, только в другом салоне. Это и его обезображенное лицо, это и непроходящая боль в желудке и кишечнике.