Оранжевая смута

Юлия вышла первой и вошла в соседний открытый кабинет к министру Пинзденику. Тот, бледный как полотно, стоял навытяжку: руки по швам, а голову задрал так, что затылок едва не касался спины.

– Батько пришел, приветствуй его, Пинзденик!

– Здравия желаю, генерал-маршал, президент – лидер нации. Хай живе!

– Ну, как дела? – спросил Вопиющенко, не протягивая руки.

– Вспоминаю майдан! Каждый день вспоминаю и каждый день стараюсь быть полезен родине и ее лидеру Вопиющенко.

– Как скажется повышение курса гривны по отношению к доллару на доходах населения?

– Положительно, только положительно. Народ разбогатеет, Америка понесет убытки.

– Юлия Феликсовна, – строго сказал президент, – Америка не должна понести убытки, Америка наш друг.

– Да вы его не слушайте. Пинзденик ничего не понимает в экономике.

– Я гривны храню на сберкнижке, и только гривны; я предвидел, что вы, Юлия Феликсовна, будете инициатором повышения курса гривны, а Виктор Писоевич сделается ее отцом. Слава Виктору Писоевичу.

– Спасибо. Продолжайте работать, будьте спокойны, – я менять вас не собираюсь. Ваши недочеты восполнит Юлия Феликсовна и ее министр Терюха. Так, Юлия Феликсовна?

– Так, Вопиющенко, так! Экий был светлый лозунг. Жаль, что мы перестали строить коммунизм, а то бы сказали: так!

– Согласен; пойдем дальше.

В следующем кабинете оказалась Белозирко, министр культуры. Она встретила президента букетом роз и улыбкой до ушей. Юля косо на нее поглядывала и все время придиралась. И сейчас тоже.

– Почему пыль на портрете президента? Вы что, не можете взять тряпку или даже свой носовой платок и вытереть, прежде чем сесть в кресло?

– Да я… вчера пыталась пройти в театр русской драмы уладить скандал, да ничего не получилось, а вы помочь не хотите, не любите вы меня, Юлия Феликсовна, – осторожно перешла в атаку Белозирко, не отрывая глаз от лица президента.

– Спасибо вам огромное, – сказал лидер нации, передавая букет роз госсекретарю Бздюнченко. – А директор театра уволен? Он же голосовал против меня.

– Я его уволила, да суд восстановил, и актеры бастуют, все как один.

– С судом мы разберемся, не беспокойтесь, – сказал лидер нации. – Вы только не допускайте его к работе.

– А что делать с актерами? Такие противные люди, хоть ты им кол на голове теши: стоят на своем.

– Ничего. Пошумят, пошумят, а потом успокоятся: кушать-то надо.

– Слава лидеру нации! – воскликнула Белозирко.

– Пойдем к Терюхе. Как он там?

– Молодой, сопливый, амбициозный, – сказала Юлия Феликсовна. – Поедем лучше ко мне. Я уже команду дала своим поварам.

Тут зазвонил телефон. Это был прямой звонок Катрин. Вопиющенко нажал кнопку и приложил к уху аппарат.

– Хорошо, скоро буду, жди.

Юлия побелела, а затем посерела. Она даже не спросила, в чем дело.

– Торопись, коль пожар, – сказала она, глядя ему под ноги.

– Ребенок заболел: температура – тридцать девять. Прости.

– Всегда пожалуйста.

15

Катрин встретила мужа не как президента, а как провинившегося мальчишку. Она даже губы ему не подставила, а подбоченившись долго смотрела на него в упор, ожидая ответа по существу. У него мороз по коже пробежал.

– Ты что такая грозная? Не забывай, кто перед тобой. Перед тобой лидер нации, – сказал супруг, не поднимая глаз.

– Мне наплевать, кто ты. Ты мой муж, отец моих детей, и я не позволю над собой издеваться. А будешь так продолжать, я позвоню Збигневу, попрошу, чтоб доложил Пеньбушу, тогда… Вспомни историю Клинтона с Моникой Левински, он чуть не лишился должности. Жаль, что в этой стране президенту можно все. Он может голым по улицам ходить, будучи окруженным проститутками со всех сторон. И никаких последствий. Но я тебе могу подпортить международный имидж, учти.

– Что тогда? – робко спросил знаменитый муж.

– Тогда у тебя… задрожат колени и… еще больше побледнеешь и подурнеешь.

Катрин все больше распалялась, но он остановил ее и спросил:

– А кто из наших чад заболел?

– Никто не заболел, это я заболела. Семья на мне держится, а ты, ты не создан для семьи. Ты одну семью уже разрушил. А вторую береги. Я не твоя первая жена. Я не она, учти. За моими плечами Америка, великая страна. Я могу пожаловаться не только Пеньбушу, но и Пробжезинскому, он влиятельная фигура в мире, в том числе и в Польше.

– Ласточка, я немного виноват перед тобой. Ты не вмешивай в наши семейные дела этого Пробжезинского, я его боюсь. Он поляк, а поляки куда опаснее русских.

Президент опустился на одно колено и своим изуродованным лицом коснулся коленки Катрин.

– Вот это другое дело, – миролюбиво сказала Катрин. – А теперь доложи обстановку в Киеве в связи с незаконным арестом Колюсникова.

– Обстановка вроде ничего. Палаточный городок ведет себя тихо. Мой госсекретарь собирается послать к ним своих ребят, чтоб их малость пощипали. Отдубасят их, как следует, порвут, а возможно, и изорвут палатки. Власть за это отвечать не будет. А Колюсников пусть посидит. Тут так: либо мы, либо они. А что говорит наш советник Майкл?