Оранжевое лето

– Нет, он-то как раз хотел и очень. Можно сказать, мечтал, дети у него почти как идея фикс. Я не хотела и не хочу. Конечно, когда-нибудь придётся, но как можно позже. Не готова я еще себя из жизни вычеркнуть и домашней курицей заделаться. Кто бы там что ни говорил про нянек и престижные заведения, где всему научат и от всего сберегут, всё равно ребёнок это ребёнок, который без матери никуда. А я, как ты уже догадываешься, или делаю хорошо, или никак. Вот пока никак. Когда пойму, что мне это нужно, тогда и рожу. Не нажилась я еще в своё удовольствие, Рене. К Франции еще не очень привыкла, по всему миру еще не наездилась, не все еще барахолки обошла и не со всеми придурками познакомилась. Про Жиля больше не буду вспоминать, обещаю. Я же это просто так говорила, чтоб тебя расшевелить, а то как-то у нас не по-настоящему всё. Почти год под одной крышей живем и в одной постели спим, а ни разу не поскандалили.

Она смеётся сквозь слёзы. Я не уверен, что понимаю, почему она плачет. Я просто целую её закрытые глаза, из которых беззвучно льются и льются прозрачные светлые капли.

Мы больше никогда не ругались. Мы больше никогда не говорили по душам. Мы никогда больше не предавались воспоминаниям, ни личным, ни нашим общим. Мы никогда больше не вспоминали ни Жиля, ни Паскаль. Мы никогда больше не были вместе.

Я уже почти засыпал, когда она спросила меня:

– У нас есть планы на лето?

– Да, Ксани. Я уже договорился со знакомыми в Италии, мы можем провести у них почти все лето. Домик довольно скромный, но что нужно там есть. По всей стране поездим, ты же хотела в Италию… Купим тебе зонтик от солнца. Самый большой и самый оранжевый.

Она тихо смеётся и кладет голову мне на плечо.

– Скажи, Рене, когда ты Жиля предупреждал, чтобы он здесь не показывался, что ты и застрелить его можешь, если твой порог переступит, ты тогда серьёзно говорил или так, в пылу спора?

– Конечно, со зла брякнул, у меня рука не поднимется так вот запросто взять и в человека пулю всадить. Если, конечно, он твоей или моей жизни угрожать не будет.

– Я почему-то так и думала. Спи, Рене. Спокойной ночи.

Следующим утром я проснулся один.

***

Мы опять дружны с Жилем. Мы встречаемся с ним почти каждую неделю. Но своими кулинарными шедеврами он меня не балует.

– Прости, Рене. Сесиль не очень хорошо себя чувствует, все-таки седьмой месяц. А ты же её знаешь, если весь дом сиять не будет, ни за что никого не пригласит. Даже тебя, хоть ты у нас почти как член семьи. Кстати, ты у нас крестный, не забыл?

– О чём речь. Конечно, не забыл. Уже готов к исполнению обязанностей.

– Прости за нескромность, но ты по-прежнему один?

– Один. Есть одна девушка, но, скорее, друг, чем… Думаю, что так и останусь холостяком. Семья это не для меня.

– Не зарекайся.

Я и не зарекаюсь.

Паскаль совсем сдала. Почти целые дни проводит в кресле на веранде или в библиотеке. В который раз перебирает старческими неуверенными руками пожелтевшие фотографии, немые свидетельства её и нашей жизни. Она одобряет моё решение доучиться и получить нормальный диплом, хотя, конечно, не может удержаться от обычной иронии:

– Ты и информационные технологии. Немыслимо. С твоей-то дырявой головой.

– Паскаль, голову я заштопал. Ни одной дырки. Можешь сама убедиться. – Я кладу голову ей на колени, закутанные мохнатым пледом, несмотря на тёплую погоду.

– Да ну тебя. Как был шутом гороховым, так и остался. – По привычке дает мне подзатыльник. О, сколько их было, этих подзатыльников, от которых потом еще несколько минут звенело в ушах. Я готов получать их снова и снова, лишь бы она жила. Моя замечательная бабка. Моя Мелани-Паскаль.

***

Мы никогда не говорили о Ней. Табуированная тема. Никто не решался нарушить табу, а, может, нам просто нечего было сказать. Она оставалась для нас воспоминанием, скорее, приятным, и уж в любом случае неординарным.

Она напомнила о себе сама.

Поздним звонком, разорвавшим сонную предночную тишину моего пустого дома.

– Привет. Это я. Узнал? Чувствую, что узнал, ты очень всегда выразительно сопишь, Рене. Извиняться не буду, даже не жди.

– Я и не жду. Тебе не в чем извиняться, а мне не за что тебя прощать. Как ты?

– Нормально. Замуж выхожу. Он адвокат парижский, довольно перспективный. Квартира в шестнадцатом округе мне вполне подходит.

– Звонишь среди ночи сообщить, что ты опять невеста? Ксани, говори быстрее, что тебе нужно, не юли, ты всегда конкретна в своих желаниях. А у меня не очень много времени, скоро экзамен в университете.

– Окей. Перейдем к делу. Помнишь, ты нам с Жилем на свадьбу альбом подарил с акварелями. Я потом его с собой взяла, когда… ну, понятно, когда. Подумала, что Жилю он нафиг не нужен, а мне нравится. Хочу его забрать, ведь ты его не выбросил?

– Не уверен, но, кажется, не выбросил, где лежит – не помню. Искать сейчас ни времени, ни желания. Только вчера от Жиля вернулся, был крестным их малыша. Так что без обид.

Я прекрасно помню, где альбом, но почему-то мне хочется сделать ей больно. Пусть чуть-чуть, хотя мне совершенно ясно, что для неё это еще меньше, чем слону дробинка.