Оранжевое лето

– Я все понимаю. У нас не сложилась семейная жизнь, хотя, уверен, что мы могли бы всё наладить, договориться. – Он уже почти спокоен, мне даже кажется, что говорит Жиль не со мной, а в который раз проговаривает много раз говоренное самому себе или ведет воображаемый диалог с Ксани.

– Но тут поваляешься ты… – его голос опять переходит на крик. Да что там на крик, на визг, если уж описывать ситуацию максимально близко к реальности. – Ты – полное ничтожество. Без настоящего образования, вечно без денег, без настоящей работы, без целей… Не красавец, не умный, ленивый и аморфный как медуза на берегу. – Что-то похожее я временами слышу от Паскаль, правда, слушать её хорошо поставленный голос -годы службы в Комеди Франсез даром не проходят – куда как приятнее чем визг неудавшегося мужа своей женщины. – И не возражай мне, не первый год тебя знаю. Всё, всё у нас могло бы с ней быть хорошо, я так её люблю. Я что угодно готов сделать, только бы она была счастлива. И вдруг – ты…

– Хотелось бы уточнить, – я не даю ему договорить, впервые открыв рот, чтобы прервать его гневную тираду, пошедшую на второй круг и начавшую уже надоедать. – Хотелось бы напомнить, что мы практически не виделись со дня вашей свадьбы, даже переписывались и перезванивались редко. Это первое. И второе. Я её не звал. Она приехала ко мне сама. Неожиданно и без всякого предупреждения. Ксани свободная женщина и вольна сама решать, где ей лучше. О себе я всё услышал и всё понял. Но еще раз звонить мне не советую. Рискуешь услышать правду о себе. И не вздумай приезжать. Я, может быть, и медуза на песке, и жалкий тип, ни на что не способный. Но одно я делаю очень хорошо – стреляю. Особенно по непрошенным гостям, которые мне не по нраву.

Отбой.

Я не слышал, как она подошла. Она ходила по дому босиком, часто пугая меня внезапным появлением. Видимо, давно стояла в дверях, так что пересказывать разговор не было смысла.

– Знаешь, Ксани, я никогда не спрашивал, почему ты от него ушла. Хочу спросить сейчас, раз твой славный Жиль так невежливо о себе напомнил.

– Скажу. Он скучный. Предсказуемый и скучный. У него все по плану: работа, курсы квалификации, очередной сертификат, расходы. Даже развлечения. На следующей неделе идем в гости к шефу, первый раз пригласил, это очень важно. В воскресенье обед в охотничьем клубе, а вот в конце месяца можем и на Гранд Опера замахнуться. – Она так мастерски копирует голос Жиля и его манеру штудировать расписание дел в телефоне, с которым, наверное, и ночью не расстается, что я невольно прыскаю. – А я так не могу. Кажется, я все время и всем об этом говорила. Он не смог этого понять. С тобой, Рене, не так. Вернее, было не так. Боюсь, что ты тоже рискуешь стать предсказуемым и скучным. Только на свой лад. Предсказуемым даже в своем сибаритстве и лени. Извини, не хотела тебя обидеть.

– Ты никогда не сможешь меня обидеть. – Я слишком, как показало время, поторопился со своей категоричной уверенностью. – Я тебя люблю. А ты?

Она не ответила. Честность – одно из её достоинств.

Мне показалось, я услышал слабый треск – первая трещинка в наших отношениях образовалась почти беззвучно. Скорее всего, это всего лишь треснул старый буфет, он на своем долгом веку еще и не такое видел и слышал.

***

Поздней осенью случилось то, чего мы оба так боялись и в чем долго не решались друг другу признаться. Мы заскучали.

Все чаще сидели каждый в отдельной комнате, отговариваясь тем, что «работа есть работа, нам надо на что-то жить». Все чаще Ксани подолгу разговаривала с кем-то по телефону. Разговаривала, плотно прикрыв дверь. Мне разговаривать было не с кем. Разве только с Паскаль, которая в ту осень почти перестала выходить из дома, сетуя на до времени начавшиеся дожди и сырость, от чего «проклятые суставы совсем разболелись, и чертова сиделка прописалась в доме до весны».

Мне жалко Паскаль, но я одновременно вздыхаю с облегчением. До весны я могу не волноваться.

– Почему ты не хочешь познакомить меня с твоей бабкой, стесняешься меня?

– Да что ты такое говоришь! – Я притворно возмущаюсь, помня нелестное суждение Паскаль о моих артистических способностях по части лести и вранья. – Она не в самом презентабельном виде, а для неё знакомится с кем бы то ни было, если не во всем блеске – это просто исключено.

Кажется, Ксани не очень мне верит, она достаточно умна и проницательна, чтобы усомниться в моей искренности. Я же намерен стоять на своем до конца. Вот только этого мне не хватало: