Никто здесь не был уверен, что такая же участь уже завтра не постигнет и его, но вслух, конечно же, об этом не говорили. Все учреждение сверху донизу пронизывал худший вид страха — страх неопределенный, притом тщательно скрываемый. Корнев, возможно, был тут единственным, кто его не испытывал, как не испытывает ребенок боязни перед злой собакой. Проявляя непостижимую для своих жизненно более опытных коллег неосторожность и политическую бестактность, он пытался выяснить, например, за что был арестован его предшественник по должности. Наивному юнцу отвечали уклончиво и неохотно — а что как он только прикидывается наивным, а сам состоит на секретной службе в НКВД? Должно быть, бывший прокурор по надзору состоял все в той же организации юристов-вредителей, за принадлежность к которой арестовываются теперь многие работники юстиции. Это «должно быть» действовало на молодого работника прокуратуры особенно угнетающим образом. Ведь его произносили даже те, кто по своему служебному положению были обязаны вникать в самое существо обвинений, предъявляемых гражданам, в отношении которых в качестве «меры пресечения» избиралось лишение свободы.
В прокуратуре знали, зачем ежедневно является представитель областного управления НКВД с туго набитой полевой сумкой. В этой сумке находилась очередная пачка уже заполненных ордеров на арест. Энкавэдэшник, минуя все очереди, проходил в кабинет главного здешнего прокурора или, если того в прокуратуре не было, к его заместителю и оставался за закрытой дверью всего каких-нибудь полчаса. За это время хозяин кабинета мог только подмахнуть предъявленные ему бланки, разве лишь вскользь взглянув на фамилии людей, судьбу которых он решал своей подписью. Было бы, однако, неверно сказать, что все сотрудники прокуратуры откровенно бездельничали. Скорее наоборот. Большинство их казались людьми постоянно и сильно занятыми. Но это большей частью, была имитация полезной деятельности. Главный принцип этой имитации был, конечно, не прямо рекомендован новому прокурору по надзору. Заниматься нужно было не тем, чем действительно требовалось, а чем-нибудь трудоемким, но малозначащим с точки зрения его политического и социального значения. Практически не вмешиваясь не только в дела о контрреволюционных преступлениях, но и в сущность обвинений, носящих массовый характер, например, обвинений в хищении социалистической собственности, прокуроры и их аппарат с тем большим рвением вникали в отдельные уголовные дела, придавая им шумный и суетливый характер. Довольно ясное дело об убийстве членом адвокатской коллегии своей жены велось с привлечением нескольких видов судебной экспертизы и двух десятков следователей. Заседание областного суда по этому делу, в связи с протестом прокуратуры, два раза откладывалось. В то же время где-то рядом бесшумно и тайно действовали «административные» суды, сотнями и тысячами приговаривающие людей к многолетней каторге заочно.