Оранжевый портрет с крапинками

— Если я превращусь в настоящего мальчишку... я ведь растеряю все свое волшебство.

Владик, Максим и Ника переглянулись. Владик пфыкнул губами. Максим пожал плечами. Ника сказала:

— А оно нам надо?.. Ой...

— Почему «ой»? — вздрогнул Кукунда. Он, кажется, уже настроился на превращение.

— Я подумала... Если сделаетесь обыкновенным... как мы... то ведь потеряете и свое долголетие. То есть перестанете быть бессмертным.

— Глупые вы... — вздохнул Кукунда. — Все люди бессмертны, только до поры не знают этого... Ну так что?

— Тогда... давай! — Владик нетерпеливо обвел глазами друзей. — Мы хотим, чтобы...

Он не успел договорить. Вместо живого шара перед ребятами снова возник Джонни.

— Ура! — Они сплели ладони в дружеском рукопожатии.

Неизвестно, сколько времени друзья ликовали бы, но тут в кокпите возник Жора.

— Клянусь дедушкой, опять четверится в глазах! Или... это по правде? — Он старательно пересчитал пальцем ребят.

— Дядя Жора, это по правде! — радостно заверила его Ника. — Это Джонни!

— Бедный мой дедушка, даже он не вынес бы всего этого... Значит, еще одна беспризорная личность, которую придется укрывать от таможенной стражи?

— Дядя Жора, это уже не беспризорная! Это наш с папой родственник! Мы его встретили здесь, он жил в интернате! А теперь будет жить с нами. В новом доме, который мы с папой построим у моря...

Старпом Жора Сидоропуло меланхолично покачал головой. После всего, что произошло за последнюю неделю, удивляться еще чему-то было бессмысленно.

Максим, который был рассудительней остальных, вдруг встревожился:

— Ох, Ника... А твой папа согласится?

— Да! Я ему все расскажу!.. Скоро Джонни забудет, что он был каким-то там джинном, и станет моим братишкой!

Максим и Владик посмотрели друг на друга.

— Во как... — проговорил Максим негромко и без восторга. Ника взглянула на него, на Владика, вздохнула:

— Бестолковые какие... Встаньте рядом. Закройте глаза...

Они подчинились. Догадались. Ника по очереди обоих чмокнула в щеку. А потом и Джонни. Мальчишки стояли, не открывая глаз, но на лицах их расплывались улыбки...

...Все кончилось хорошо. И было потом много радостного. Плавания на «Кречете», веселые посиделки на крохотной обшарпанной шхуне «Элеонора», которую Гоша недорого приобрел у местного яхт-клуба. И встречи с самой мадам Элеонорой — она приехала из Синетополя устраивать литературные дела поэта Г.Л. Ныряйло и писателя Юферса (и устроила весьма удачно). И дружные субботники в белом домике над морем, который стал жильем для профессора Верхотурова, Ники и ее братишки Джонни. И... всего не расскажешь.

А Шурик и Женя неутомимо гоняли на новеньких велосипедах по приморским улицам...

Одно было плохо: никакие сокровища не в состоянии остановить время. И в конце концов за августом обязательно подкрадывается сентябрь. Здесь, на юге, его приближение никто еще не замечал — сплошное лето, но Максиму от этого было только хуже. Ведь неотвратимо придвигался день прощания. День расставания с этим теплом, с морем, с «Кречетом», с друзьями.

И Максим, давно поклявшийся себе никогда не плакать, перед отлетом в Москву расплакался, как дошкольник.

— Я не хочу... Ну я изо всей силы НЕ ХО-ЧУ! Не могу без вас...

Это было уже в аэропорту, перед тамбуром, ведущим на взлетную полосу.

Максима провожали все друзья — и ребята, и взрослые. Даже братишка Макарони Шурик и его друг Женя были здесь. Все уговаривали безнадежно плачущего Максима как могли:

— На будущий год приедешь... Будем переписываться по Интернету... Тебя мама и папа ждут...

— Да не ждут они! — вырвалось у Максима. — У них там свои дела: сходятся, расходятся, выясняют что-то... Поэтому и меня сюда на каникулы отправили, чтобы я им не мешал...

Что тут скажешь, как утешишь?

Утешали как могли, и никто не обратил внимания, как Женя и Шурик что-то зашептали друг другу на ухо и сцепились мизинцами — так у ребят бывает, когда загадывают тайное желание... Нет, один из провожавших — пудель Чапа — все же заметил это. Поднял ухо и глянул с одобрением. Затем подошел к Гоше, деликатно, но настойчиво потянул его за подол фуфайки к двум друзьям.

Понурый, одетый уже по-осеннему (в Москве дожди), Максим наконец унял слезы, молча пожал всем руки. Взглянул на Нику, чуть улыбнулся и... закрыл глаза. Владик и Джонни деликатно отвернулись. А она сделала то, чего Максим ждал. Хоть какое-то утешение...

Потом друзья грустно брели от аэровокзала...

А Максим сидел в кресле авиалайнера и отрешенно смотрел перед собой. Облака за окном напоминали надутые паруса, но от этого не было легче...

— Уважаемые дамы и господа, предлагаем вам свежую прессу. Журналы, газеты... — Это симпатичная стюардесса катила по проходу тележку.