Оранжевый портрет с крапинками

— Степан Данилыч, это Макаро... то есть Виктор Вермишелкин, — заговорил Жора. — Паруса знает, как звездочет Большую Медведицу. Мы с ним занимались в судомодельном кружке в четвертом классе. Один только недостаток: слишком верит во всякие приметы и нечистую силу. Но порой это даже полезно... Макарони, поздоровайся с капитаном Ставридкиным. У него есть к тебе разговор.

Макарони, не теряя уныния на лице, почтительно кивнул. Сказал мальчику:

— Беги, Шурик, домой.

— Да, беги, Шурик, до мамы и скажи ей, что Витя задержится. Он зачислен в экипаж яхты «Кречет» и вернется из рейса с полным саквояжем новеньких купюр, — напутствовал Жора братишку Макарони...

В свете красного фонаря мордашка зайца Андрюшки казалась совсем живой. Он с интересом следил, как Владик печатает и проявляет большой снимок. Наконец Владик вытащил из ванночки с закрепителем мокрый Гошин портрет. Показал Андрюшке.

— Симпатичный, верно? Сразу видно, что настоящий корабельный гном. Не какой-нибудь там чердачный или вагонный...

Андрюшка был согласен. А Владик прислушался.

— Кажется, папа пришел...

Это в самом деле вернулся домой капитан Ставридкин. На пороге он рассеянно поцеловал жену.

— Есть новости? — спросила она с таким выражением лица, что ясно было: новостей она не ждет. По крайней мере, хороших.

— Есть. Не знаю только, радоваться или... Сидоропуло подбил на одно дело: перегнать в Византийск новую яхту «Кречет», которую купил какой-то сомнительный миллионер. Деньги обещает неплохие...

— Ну так в чем дело? Ты же ходил на всяких яхтах в этот Византийск тысячу раз.

— Сроки жесткие... И самое скверное, что настоящего экипажа нет. И вообще... предчувствие какое-то...

— Степочка, разве ты старуха, чтобы верить предчувствиям! В век Интернета и орбитальных станций! Зато рассчитаемся с долгами... А я в это время наконец разделаюсь с проектом! Когда в доме одна, работать чудесно.

— Как одна? А Владик?

— Здрасте, я ваша тетя!

— Уже тетя? Я думал, жена...

— Тем более! Ты хочешь сказать, что не возьмешь своего сына в рейс?

— Оленька, ты в своем уме? — осторожно сказал Ставридкин. — Это не прогулочный рейс. Может случиться всякое. Судно незнакомое, экипаж случайный. К тому же мы связаны контрактом...

— В контракте сказано, что капитану нельзя взять сына?

— С его-то хлипким здоровьем! То ангина, то скарлатина... А если его укачает, как в прошлый раз? Пришлось ведь на берег на руках тащить...

— Пусть привыкает. А здоровье не такое уж слабенькое. По крайней мере целыми днями свищет по берегам с твоим аппаратом... Вот и сейчас: давно обедать пора, а он...

— Я не свищу, — сообщил Владик, появляясь в дверях. В одной руке он держал мокрый Гошин портрет, в другой Андрюшку. — Я здесь давно. И я все слышал...

— Как ты смел подслушивать! Это... даже непорядочно! — возмутилась мама.

— Я не подслушивал, а просто слышал. Громко говорите...

— Как ты оказался дома?

— Через окно...

— Новое дело! А почему ты без очков?

— Надоели...

— Что значит надоели! Если ты их не будешь носить, никогда не откорректируешь хрусталик!

— Ну и пусть...

— Порассуждай еще! Где тебя носило с самого утра?

— И вовсе не носило. Я помогал одному корабельному гному перебраться на новую квартиру. Его шхуна сгорела, и он...

— Владислав! Как я устала от твоих фантазий!

— Никакие не фантазии. Вот... — Владик повернул к родителям снимок. Они посмотрели на портрет, друг на друга. Слегка пожали плечами: мол, вроде бы факт... Причем если мамино лицо оставалось строгим, отцовское явно потеплело.

— А укачивает меня не всегда, — заявил Владик, — а только если со мной нет Андрюшки. На этот раз я его ни за что не забуду взять...

— Господи, какое ты еще дитя, — вздохнула мама.

— Надо еще, чтобы тебя самого взяли, — проворчал капитан Ставридкин, и это уже было явным согласием.

А мама на всякий случай сказала:

— Если еще раз без разрешения снимешь очки, не будет тебе никакого плавания...

Владик тут же ускакал в кладовку и через две секунды явился в очках — вот, мол, какой я хороший. Покорившийся судьбе капитан развел руками.

— Владислав, марш на кухню, — сказала мама. — Налей себе супу и обедай самостоятельно. Нам с папой надо поговорить... без ушей...

Пассажиры пестрыми группами выходили из здания аэровокзала. Среди них шел мальчик. Он обращал на себя внимание спокойно-уверенными манерами и внешностью ученика английского колледжа: аккуратная прическа, белые бриджи, безрукавка с гербом какой-то (видимо, столичной) школы, отглаженная рубашка, галстучек, модная сумка на широком ремне.

Рядом с мальчиком шел мужчина в форме летчика гражданской авиации. На краю площади оба остановились. Летчик, скрывая торопливость, проговорил:

— Ну, путешественник, дальше доберешься один. Ты человек самостоятельный. А мне пора обратно...

— Разумеется, Дмитрий Петрович. Благодарю вас за все...

Они обменялись рукопожатием, летчик быстро пошел назад по ступеням, а мальчик двинулся к центру площади. Поглядывал вокруг без лишнего любопытства, скорее оценивающе.