Ораторское искусство с комментариями и иллюстрациями

Цицерон противопоставил учению Эпикура развитое учение о гражданской добродетели, которая желанна всем с юности. Она помогает переносить боль, давая и исторические примеры терпения, и наиболее увлекательный образ славы, а главное, образ гражданского возрастания – если подростки переносят боль просто из подросткового упрямства, то как тебе не переносить боль, взрослому человеку, если речь идет о защите отечества? Разумеется, далее Цицерон опирается в основном на стоиков.

Если ты в этом уверился (а ты ведь сразу мне сказал, что для тебя позор хуже, чем боль), тогда остается лишь одно: повелевать самим собой. Говорят почему-то, что в каждом человеке живут два человека: один – чтобы повелевать, другой – чтобы покорствовать. Говорится это не зря: душа ведь разделена на две части, из которых одна причастна разуму, а другая нет.

Две части – три части в схеме Платона: разум, гнев и вожделение, легко можно свести к двум – разум и страсти (аффекты). Аффекты не причастны разуму не потому, что ведут себя неразумно, а потому что не могут подражать разумному принципу, но только ему подчиняться.

И когда говорится, что мы должны властвовать собою, это и значит, что разум должен сдерживать неразумие. От природы ведь есть во всех душах нечто мягкое, безвольное, приниженное, обессиленное, вялое; не будь в них ничего другого, не было бы ничего на свете безобразнее человека; но есть над всем этим господин и повелитель – Разум, и он-то, опираясь на самого себя и двигаясь дальше и дальше, порождает совершенную добродетель. Истинный муж и должен следить за тем, чтобы эта часть души господствовала над той, которая призвана повиноваться.

Совершенная добродетель – способность терпеть любые невзгоды ради бессмертия – например, жертвуя собой ради друга, который останется жить, тем самым твоя жизнь продолжится в нем. По Цицерону, такая совершенная добродетель требует уже не просто власти разума над аффектами, а его власти над самим собой, его способности сознательно относиться к себе и, тем самым, развиваться.

Каким же образом? – спросишь ты. Как хозяин над рабом, или военачальник над воином, или отец над сыном. Если та часть души, которую я называю вялою и мягкою, ведет себя постыдно и предается бабьим сетованиям и слезам, то друзья и близкие, к ней приставленные, должны одолеть ее и связать, – ведь часто, кого не убедишь разумом, того усмиришь стыдом. Вот так, – одних с помощью стражи и оков, как невольников, других, кто покрепче, но не совсем силен, с помощью увещания, как добрых воинов, – всех возможно привести к законному порядку. Так в «Омовении» мудрейший из греков жалуется:

– Осторожней шаг, осторожней шаг,
Чтоб от встряски боль не была сильней.

«Омовение» – трагедия Софокла о последних днях жизни Одиссея (по-латыни – Улисса), до нас не дошла. Цицерон цитирует и сравнивает с оригиналом эту трагедию в переработке Пакувия. По его мнению, если Одиссей у Софокла стремился вызвать сочувствие окружающих, то у Пакувия, наоборот, окружающие сочувствуют, что правильнее – не герой давит на жалость, но наоборот, все восхищаются мужеством героя, и поэтому герой Пакувия, в отличие от героя Софокла, становится гражданским примером.

Пакувий это написал лучше, чем Софокл, у которого Улисс совсем уж жалобно плачется на свою рану, – но и за это скромное стенание спутники, блюдущие его достоинство, без колебания пеняют ему: