Вдвоём они полностью освободили закиданное мхом и еловыми ветками тело. Притихший Каир-Ча опустился рядом… провёл пальцами по шрамам, вздохнул:
— Кей-Сонк… О, Кей-Сонк, Кей-Сонк…
— Ну и что будем с ним делать? Понесём вниз? — Баурджин махнул рукой в сторону распадка. — Боюсь, не донесём, больно уж сгнил.
Каир-Ча, кажется, понял, о чём идёт речь. Показал двумя пальцами на распадок… тут же погрозил сам себе — нет! Потом указал на истерзанное тело, на ветки…
Нойон облегчённо кивнул:
— Ну, ясно — здесь и похороним. Вот только чем будем землю копать? Или у вас в земле не хоронят?
Новый знакомец вдруг улыбнулся, показал, будто ест — ам, ам!
Шутит — понял нойон. Нашёл и время и место. Впрочем, может, оно так и надо?
Пошутил и сам:
— Не, есть не будем, больно уж тухлый. Фу-у у… — Баурджин скривился и замахал руками.
— Ф-у-у-у! — смешно повторил Каир-Ча. — Фу-у-у-у… Помогать?
Он кивнул на ветки, коими и забросали покойного. Всё так же, как делал медведь, — ветки, мох, жерди…
Сделав все, Каир-Ча опустился на колени и что-то зашептал, время от времени воздевая руки к небу — по-видимому, молился.
— Ой, сожрёт его здесь какая-нибудь лиса, — засомневался нойон. — Или шакал. Да мало ли. Хотя, может, вы именно так и хороните. Чтоб одни кости остались — да, так некоторые и делают. Что ж, меньше возни.
Возиться пришлось по другому поводу. Обоим знакомцам почему-то вдруг сильно захотелось снять с мёртвого медведя шкуру. Впрочем, оно, конечно, понять их было можно — как же, охотники ведь, не кто-нибудь! Упускать такой трофей! Однако, с другой стороны, если хорошенько разобраться, кому он принадлежит…
Баурджин, конечно, не стал обострять ситуацию. Наоборот, они с Гамильдэ оказали Каир-Ча посильную помощь — когда было нужно, переваливали с боку на бок тяжеленную тушу, а так парнишка в их помощи не особо нуждался, действуя костяным ножом настолько умело и ловко, как иной не управился бы и стальным.
Наконец примерно к полудню шкура была снята. Красно-бурая гора медвежьего мяса представляла собой не особенно аппетитное зрелище, особенно если учесть, что медведь со снятой шкурой по своему строению сильно походит на человека — мускулы, руки, ноги — все человеческое, только когти и клыкастая челюсть, этакий оборотень — брр!
Немного подсушив на солнышке, шкуру аккуратно свернули и, разложив костёр, нажарили свежатинки, надо сказать, довольно вкусной. Хороший оказался медведь, упитанный! А то, что он чуть было не позавтракал кое-кем из присутствующих, особенно никого не смущало. А чего смущаться? Было бы мясо.
Во время обеда Баурджин угольком изобразил на куске коры реку и сопки. Потом обвёл всех руками и нарисовал жирную точку:
— Мы здесь. А вы? Где ваше племя? Долго ли идти?
— Идти! — понял Каир-Ча. — Идти, идти, идти!
Посмотрев на раненого, улыбнулся и показал на ветки:
— Идти!
И вздохнул — мол, придётся трудно.
Баурджин засмеялся:
— Нет, брат, на волокуше мы его не потащим. У нас лошади есть! Лошади, понимаешь? Лошади.
Неизвестно, понял ли это Каир-Ча, но, когда Гамильдэ-Ичен привёл лошадей, явно обрадовался, закивал, заулыбался — мол, хорошо.
— Ну, знамо, хорошо, — хохотнул нойон. — Недаром говорится — лучше плохо ехать, чем хорошо идти.
И пошли…
Вдоль реки, через сопки, ведя под уздцы коней, с привязанными к ним носилками из жердей и еловых веток. Впереди, указывая путь, шагал Каир-Ча, за ним, с лошадьми — Гамильдэ-Ичен, и замыкал шествие Баурджин с луком. Шёл настороженно, зверья в округе водилось множество, да, как выяснилось, и людей хватало.
На груди Каир-Ча наблюдательный нойон давно разглядел шрамы — такие же, что и на груди несчастного Кей-Сонка. У раненого Мирр-Ака они тоже имелись. Свежие…
И Баурджин наконец понял. Поразмышлял и пришёл к выводу.
Инициация!
Вот оно в чём здесь дело.
Наступает возраст, когда мальчики должны превратиться в мужчин, и у разных племён это происходит по-разному. Вот как здесь. Парням вручили стрелы и велели добыть медведя. Каким угодно способом. И вероятно, ко вполне определённому сроку. Не принесёшь к сроку медвежью шкуру — ты не мужчина, и всякий может безнаказанно смеяться над тобой или даже выгнать из рода. И шрамы… Мужчина должен уметь молча переносить боль. И — в лес с обнажённым торсом — комары, мошки? Терпи! Терпи, ибо только так станешь мужчиной!
Глава 11
Люди большого двуногого
Август 1201 г. Забайкалье
Вблизи реки сойдём с коней,
Там наши пастухи овец, ягнят
Найдут себе еду для горла.
На это ведь запрета нет?
Сородичи Каир-Ча и Мирр-Ака — мускулистые, поджарые, с хмурыми, расписанными цветной глиной лицами — поначалу встретили гостей настороженно, почти враждебно, и Баурджин даже пожалел, что, поддавшись своей доброте, решил оказать помощь в доставке раненого. Доставили, и что? Ни те «спасибо», ни «добро пожаловать», одни смурные, подозрительные до полной чрезвычайности рожи!