Орда (Тетралогия)

Над оврагом, над всем урочищем, расстилался туман, густой, как ячменный кисель. Беглецы нырнули туда, словно в патоку, лошади сразу пошли медленно, опасаясь переломать ноги. И тишина — мёртвая тишина — вдруг повисла вокруг, не было слышно ни стука копыт позади, ни разъярённых криков преследователей. Путники спешились, взяв коней под уздцы, и, осторожно ступая, двинулись вперёд. Там, где-то там, должен быть старый дацан, скрывающий в своих стенах древние сокровища и хрустальную чашу — чашу судьбы. Древние легенды гласили, что тот, кто осмелится проникнуть в дацан, погибнет, однако вот Баурджин уже когда-то там побывал — и ничего, до сих пор жив! А значит, и легенды все эти — «поповские антинаучные сказки», как, повторяя слова Владимира Ильича Ленина, выразился бы кто-нибудь из замполитов.

Вокруг было тепло, даже по-летнему душно, пахло плесенью и какой-то горькой травою, наверное полынью. Солнечный свет проникал сверху, золотя туманную мглу, но всё же не мог проникнуть на самое дно оврага и ничего толком не освещал. Гамильдэ-Ичен поёжился, хоть и бывал когда-то в этом месте, и тем не менее парню явно было не по себе. Баурджин внимательно вглядывался вперёд, искал дацан, правда, зачем он ему был нужен — не знал. Наверное, просто предполагал там отсидеться. Хотя, похоже, никто за ними не шёл — ага, побоялись-таки сунуться! Ну, ясно…

Увидев впереди чёрную тень дацана, Баурджин замедлил шаг и обернулся:

— Будем заходить, Гамильдэ?

— Ну его к чёрту! — нервно отмахнулся парень. — Нехорошее это место, нойон. Уж лучше миновать его побыстрее. Куда ведёт овраг?

— В сопки, но…

— Нас там могут ждать.

— …никто не знает — куда именно.

— Это хорошо, — юноша немного помолчал, — значит, мы можем здесь не задерживаться.

Князь согласно кивнул:

— Я тоже думаю — не стоит.

Они ещё не дошли до дацана, как вдруг окружающую тишину разорвал резкий грохот! Словно в сонный, затянутый густой зелёной тиной пруд кто-то швырнул гранату! Громыхнуло так, что у беглецов заложило уши.

И потом — снова!

И ещё раз! И ещё, ещё, ещё…

А потом, разрывая в клочья туман, потоком ливанул дождь.

— Гроза, князь! — подняв голову, удивлённо закричал Гамильдэ-Ичен. — Вот уж чего не ждали. Это осенью-то!

Баурджин усмехнулся:

— То-то вчера парило.

Сделал несколько шагов… и замер! Дацан исчез! Исчез прямо на глазах — вот только что маячили рядом стены и вдруг скривились, расплавились, стекли, как и не было!

— Чудны дела твои, Господи! — словно истинный православный монах потерянно произнёс Гамильдэ-Ичен.

Князь молча перекрестился, смахнул со лба намокшую чёлку и, обернувшись, бросил:

— Идём!

Ведя лошадей, они пошли по дну оврага, заросшему высокой зелёной травою, будто бы стояла уже не осень, а вечное лето. Путались под ногами папортники, иван-чай и багульник, жёлтые, умытые дождём лютики горели россыпью солнца, сладко пахло клевером и мятой. И ещё чем-то таким, знакомым… Баурджин не стал вспоминать — чем, не до того было.

Гроза кончилась так же внезапно, как и началась, сильный запах озона и мокрой травы защекотал ноздри, налетевший ветер, ласковый и тёплый, как взгляд любимой женщины, быстро разгонял тучи, освобождая от косматой тьмы прозрачную лазурь неба. Яркое солнце сверкающими брильянтами вспыхнуло в дождевых каплях, крупными серёжками повисших в траве и кустарниках. Все вокруг зазеленело, зацвело, и громко запели птицы.

— Ну и погода, а, князь? — прыгнув в седло, радостно потёр руки Гамильдэ-Ичен. — Словно вернулось лето! Ой… — Он вдруг скривился, схватился за правое предплечье — всё ж таки рана ещё не совсем затянулась, болела.

Нойон повернул голову:

— Что, больно?

— Терпимо… Как ты любишь говорить — до свадьбы заживёт! До свадьбы… — Юноша вдруг погрустнел. — Интересно, где-то сейчас Боргэ?

— Не печалься, Гамильдэ, — утешил Баурджин. — Вряд ли люди Гурхана будут сражаться с женщинами.

— Это так, но ты же знаешь Боргэ? Разве она усидит в гэре, когда будут громить её род? И вот, её схватили…

— Не переживай, мы обязательно разыщем твою возлюбленную — я ж как-никак сват! Или забыл?

— Не забыл, нойон! И рад, что ты это помнишь. Чу! — приподнявшись в стременах, Гамильдэ-Ичен прислушался. — Что за странный звук? Будто воет кто-то!

Баурджин приложил руку к уху — да, что-то такое выло, точней, завывало, и очень знакомо завывало… впереди, в тополиной рощице… Господи! А тополя-то — зелёные!

Князь придержал коня:

— Поехали взглянем, кто там так воет?

— Конечно, взглянем, — улыбнулся юноша. — Я думаю, это волк или шакал попался в капкан. А раз есть капкан — где-то рядом и охотники. Наши охотники, князь! Ведь это уже наши земли, теперь нам никакая погоня не страшна — пусть Игдорж Собака пугается, уж теперь-то ему придётся несладко. Утку нашу сожрал — вот злодей-то! И главное, не признается. Утки-то, конечно, не жаль, но…