Орда (Тетралогия)

— За что?! — Коробкин хрипло рассмеялся и, отворив дверцу шкафа, извлёк оттуда мятый листок. — Вот шифрограмма. Ориентировка на диверсионную группу, заброшенную в наш ближний тыл японским командованием… вашим, значит, командованием…

— С чего вы взяли?

— А вы не перебивайте, послушайте. Может быть, поймёте, что не стоит дальше валять дурака. Итак, состав группы: кореец Хен Ким, сухощавый, поджарый, темноглазый — матёрый разведчик-диверсант, радистка Лю Синь, маньчжурка, смуглая, как мулатка. Особые приметы — зелёные глаза. Вообще-то такие не свойственyы маньчжурам. Может быть, полукровка, а? Только не говорите, что вы её не знаете, по глазам вижу — знаете! Или я не прав, господин из Харбина? Подождите, не возражайте, я вам ещё не все зачитал. Итак, кроме этих двоих — они, кстати, уже у нас и вовсю дают показания — в группе ещё трое, включая командира — капитана японской императорской армии Исидзиро Такаси. Ушлый такой японец со шрамом над правой бровью…

Услыхав про шрам, Баурджин вскинул глаза — и это не укрылось от капитана, вызвав на лице его быстро промелькнувшую довольную ухмылку. Мигом подавив её, он продолжал:

— Ещё там был один халкинец, молодой, но ушлый. При задержании ушёл, был ранен в правую руку, точнее, в предплечье. Ага! Узнали, о ком речь? О вашем спутнике, само собою. Теперь — о вас, — с торжествующей улыбкой капитан вытащил портсигар. — О вас, о вас, господин Васильчиков. Батюшка ваш, кажется, был поручиком у Колчака? До штабс-капитана не смог дослужиться? В двадцать первом подался в Забайкалье, к Семенову, затем — в Харбин. Вы ведь там и родились, в Харбине, а, Олег Витальевич? Матушка ваша, кажется, китаянка?

Баурджин опустил глаза — лихо! Ладно, мели, Емеля… Задерживаться здесь князь явно не собирался. Но пока нужно было ещё кое-что разузнать. И освободиться от наручников. Гамильдэ! Ключ от них, похоже, один. У Ефремова? Или у капитана?

— Так что, Олег Витальевич, будем сотрудничать?

Баурджин устало кивнул:

— Будем.

Коробкин заулыбался ему, словно лучшему другу:

— Признаться, я и не ожидал от вас иного ответа. Что вам эти чёртовы японцы? Вы же русский. Ну, по крайней мере, наполовину. Нам известно, что некоторые ваши друзья в Харбине испытывают искреннюю симпатию к Советскому Союзу. Что ж вы-то подались в диверсанты?

— Деньги.

— Поня-а-атно… В нищете, значит, жили, бедствовали.

— Да так, что вам и не снилось…

— Ну, не будем об этом, Олег Витальевич. — Следователь подошёл к окну, выпустив в распахнутую форточку синюю струйку дыма. — Сейчас нас интересует японец. Исидзиро Такаси. Признаться, он от нас ушёл, да так ловко! Надеюсь, вы нам назовёте явки в кочевьях и городах… агентов, они ведь есть, несомненно, есть…

— Покурить бы! — перебил излияния Коробкина Баурджин. — И водички…

— Ах да, — Коробкин бросился к двери. — Сергеев, ключи!

Прикрыв дверь, Коробкин снял с задержанного наручники… И нойон с силой обхватил крепкими пальцами его горло! Нет, убивать не хотел, лишь слегка придушил — слава Богу, за пять лет жизни в кочевьях приобрёл кое-какой специфический опыт.

Осторожно затащив незадачливого капитана за стол, Баурджин пошарил в несгораемом шкафу и, достав оттуда связку голубых ленточек, засунул их жертве в рот, вместо кляпа. Подойдя к телефону, снял трубку, осторожно положил рядом — чтоб не трезвонили почём зря. Затем быстро снял с бесчувственного тела китель, скинул рваный дээл, натянул добычу на себя, напялил на голову фуражку и, надев на руки капитана наручники, подошёл к двери и рявкнул:

— Сергеев! Ключи забери!

— Есть, товарищ ка… ап… ап…

Баурджин коротко, без замаха, врезал солдатику кулаком в живот, после чего сильно ударил по шее. Мог бы, конечно, прибегнуть и к более радикальным методам. А вообще, нет, не мог. Несмотря ни на что, это ж всё же были свои! Ну, не повезло немного, бывает…

Подумав, нойон выдвинул ящик стола, вытащил чернильную ручку и, быстро накарябав несколько фраз на первом попавшемся бланке, выскользнул в дверь, предварительно связав красноармейца Сергеева его же ремнём. На полпути вернулся, вытащил из кобуры капитана пистолет — на всякий случай. Подошёл к лестнице:

— Осипов! Живо сюда!

— Осипова нет, товарищ капитан. Он отчёты пишет.

— Ефремов, ты?!

— Так точно, това…

— Арестованного сюда, быстро!

— Есть, товарищ капитан!

Баурджин действовал отточенно и чётко. Понимал — в случае чего пощады ему не будет. И сам пропадёт, и товарища не выручит, а подставит. Услыхав шаги, затаился за изгибом лестницы, хорошо, коридор оказался тёмным, конечно, не глаз коли, но всё же…

Ага! Вот показалась голова Гамильдэ-Ичена. За ним красноармеец с винтовкой.

— Ефремов, — пропустив обоих вперёд, тихонько позвал Баурджин.

Солдат обернулся:

— А? Ой…

Хватая ртом воздух, осел на пол.

Отлично!

Теперь — разомкнуть наручники Гамильдэ. Вот так…

— Нойон?!

— Этого — связать, в рот — кляп. Потом жди.

— Я все понял, князь!