Орда встречного ветра

— Кориолис… Ты не хочешь немного повзрослеть, ну хоть чуть-чуть, а? Внутри кратера идет непрерывное движение ветра, и мы являемся его частью. У него очень хрупкое, а главное, крайне реактивное строение. Каждый раз, когда ты делаешь вдох или выдох, ты впускаешь вибрации в этот непрерывный поток. Даже сами наши вихри, и те распространяют круги волн на многие километры. Когда Эрг поднимается в воздух, за ним тоже тянутся волны вибраций, он неминуемо нарушает установившееся равновесие. Вчерашнее извержение во многом было спровоцировано перелетом Эрга.

— Из-за крыла?

— И из-за крыла, и из-за винтов. Из-за двойного вихря, который он в себе несет, в первую очередь.

— То есть ты хочешь, чтобы мы минимизировали аэрологическое вмешательство? — заключил Сов.

— Я боюсь сказать вам слишком много, поймите. Но еще больше боюсь дать вам недостаточно информации… Некоторые из вас наверняка и сами знают, моя мама разработала невероятную гипотезу о Крафле…

— Крафла?

— Да, так она назвала вулкан. Ее гипотеза заключается в том, что вулкан подвешен в воздухе без какой-либо опоры на землю, весь вулкан целиком, от подошвы до кровли пласта, все стенки, весь конус, все склоны, снег, лава…

— Подвешен где? Что за ерунда?!

127

— Подвешен просто в пространстве, в космосе. Она считает, что Верхний Предел начинается в Бракауэрском цирке. А Крафла — своего рода воздушная навесная палуба, выступающая над пропастью. Как ледяной карниз, нависающий над хребтом.

— Выступающая над какой пропастью?! Чушь какая-то!

— Над бездной космоса. Крафла, в таком случае, — это нос корабля. Представьте себе, что вся наша земля — гигантский корабль, он несется вперед сквозь космические просторы. Знакомый нам линейный ветер — это результат движения корабля. Мы родились на корме, что называем Аберлаас, и всю свою жизнь шли по верхней палубе, пока не добрались до носа корабля, до Крафлы. Нос у нашего судна хрупкий, он принимает на себя турбулентности от любого угла атаки. Он состоит из буферного материала между атмосферой, в которой мы дышим, и бездной космоса. Этот материал, разумеется, — ветер, сжимаемый спереди силой прорыва судна вперед, тягучий в виду обтекаемости по бокам судна, ледяной в результате контакта со звездными просторами, в общем, турбулентный.

— Если бы твоя мама была права, — вздыбился Голгот, — то мы бы сейчас линейным ветром получали прямо по рыльнику. Только если ты не заметила, тут напора восток-запад как-то нет! Мы наоборот как в нише тут, за ширмой какой-то! Ее теория тут и близко не работает!

— Как раз напротив, все сходится. Нас защищает передний свод кратера. Мы находимся в ложбине, под ребром атаки.

— Я лично в это не верю. Как по мне, так это просто сказки.

— Я тоже.

— А ты сама-то веришь, Ороси?

126

— Скажем так, я хочу увидеть, что ждет нас по ту сторону кратера, хочу знать, во что верить, а во что нет. Эрг говорит, там сплошное море из облаков. Иначе мы бы уже сейчас все знали! Я долгое время думала, что мы находимся на корабле, что составляет нашу землю, и мчимся на нем в космическом пространстве, и что осевой ветер вызван именно этим движением вперед. Дойти до Верхнего Предела, согласно этой теории, для меня значило принять управление судном, даже если придется сменить курс. Но годам к двадцати я отошла от этой мистики. Я углубилась в имманентность ветра, в его свойства и проявления: в хроны, вихри, его девять форм — вещи, которые всегда находили себе подтверждение.

) Каждый из нас понимал, что скорость действий, быстрота выполнения задач имеют первостепенное значение, особенно после объяснений Ороси о континууме, который вплетал любое наше действие в свое несжимаемое вибрационное воздействие на хаотические слои воздуха в вулкане. Как только Эрг высадил меня, я сразу принялся бурить дыры ротофрезером. Я был в изумлении от его эффективности, но не забывал следить за прозрачной голубизной стеклянного покрова и тремя светло-серыми конусами, что могли взорваться в любой момент.

Ω Этот гад Дарбон никогда в грязь лицом не падал, я вот сколько в котле своем ни роюсь, так только одно помню — всегда он со своими соколами к себе уважение вызывал, паршивец, и добычи всякой, хоть пернатой, хоть нет, тоже сколько приносил, сколько раз нас от кутежа на одной муке спасал! Я думал у него коробок крепкий, думал захват попрочнее, думал не из мягкожопых и вот тебе… Поехал чердак на всех парусах, аж в ушах засвистело.

125